Владимир Калинин - Зелёный луч

Поднявшись наверх, Игорь оглядывался назад: город внизу тонул в белесом холодном тумане, его тусклые огни были едва видны отсюда.

«Только бы написала! Только бы написала! – словно заклинание произносил он про себя, вступая в здание почты, и машинально, чтоб не стучала, придерживал тяжёлую, на жёсткой пружине и не снабжённую никаким мягким уплотнением входную дверь. – Только бы взять в руки конверт и замереть в сладком ожидании: неважно, что будет в том письме, важно, что там будут строчки для него…»

Письма опять не было. Покидая помещение почты, он не всякий раз придерживал дверь, иной раз умышленно отпускал её – дверь за его спиной оглушительно захлопывалась. «Может, когда-нибудь их, наконец, достанет и они сделают нормальную дверь! – думал он с раздражением и злостью о работницах почты. – Сидят там клуши толстозадые…»

Медленно шёл он назад, вниз по трапу. Север-Север, неужели и ему суждено остаться здесь навсегда со своим одиночеством и тоской. Страшно подумать, до чего он дойдёт, во что обратится, оставшись один. Он хочет быть добрым, он так хочет быть добрым, хотя бы ради собственного здоровья, и знает, что в одиночестве злоба и злость будут всё чаще брать над ним верх, – одному богу известно, что из этого, в конце концов, получится.

4

Соседом Игоря по двухместному номеру был на этот раз Вадик Уткин, тот самый Вадик Уткин, с которым Игорь летел в командировку и о котором вкратце рассказал в письме Людмиле. Два с половиной года назад они были единственные из их выпуска, распределившиеся после института молодыми специалистами в наладочную организацию для работы на Севере. Первые месяцы, работая хотя на разных объектах, они прожили вместе в одном гостиничном номере. В институте они не были дружны, на Севере же быстро сошлись: каждый видел в товарище часть оставленного позади милого вольного студенчества. Обоих объединяло традиционно снисходительное, несколько свысока отношение недавних выпускников к сослуживцам, или давно закончившим вуз, или, во многих случаях, не кончавшим его вовсе. Вечера проходили в воспоминаниях о преподавателях, об общих товарищах и знакомых по институту, в откровенном обсуждении нынешних начальников и товарищей по работе. Это скрасило им начальный, самый трудный период адаптации к новым условиям.

Оба приехали на Север с твёрдым намерением оставаться здесь не долее трёх обязательных лет. Этот срок заканчивался через пять месяцев, в следующем марте, поэтому тема, которая в настоящий момент горячо обсуждалась их коллегами по работе, никак их не задевала. Речь шла о возможности заключения нового договора с организацией-работодателем, фирмой, как её называли все работавшие в ней. По этому договору сотрудники фирмы обязались по меньшей мере три года безвыездно отработать на Севере, тем самым приравнивались на этот срок к местным жителям и получали, как и они, надбавку к заработной плате в размере так называемого полярного коэффициента. Командировки, то есть служебные поездки из места постоянной прописки, однако, упразднялись, вместе с ними и командировочные: дорожные расходы и суточные. На свидания с родными съездить можно было только раз в году в отпуск. Уже многие сотрудники, товарищи Игоря и Вадика, заключили такие договоры, убеждали и их последовать этому примеру, доказывая массу преимуществ своего нового положения. Молодые люди отказывались. Игорь видел в этом договоре одну лишь цепь, цепь, которой позволит ещё крепче и, казалось ему, безвозвратно приковать себя к Северу, ещё дальше удалит от родного города и теперь от Людмилы. У Вадика были свои планы на будущее.

Он был высокий стройный блондин. На лице его прежде всего бросались в глаза постоянно пунцовые щёки и полные яркокрасные губы. Улыбка у него была весьма приятная, обнажавшая ряд ровных белых зубов, по непонятной причине не исчезал, правда, постоянный неприятный запах изо рта, но он ощущался только вблизи. Из-под покатого лба с начинающимися залысинами смотрели большие, чуть навыкате голубые глаза. На девушек и молодых женщин Вадик мог смотреть подолгу и не мигая; что-то от взгляда удава находил Игорь в этой забавной манере гипноза, которой Вадик владел в совершенстве. Наверное, не зря бригадир Николай Викторович сразу распознал в нём личность, опасную для женщин, и за глаза называл молодым хищником.

Приехав на Север, Уткин привёз с собой несколько книг: самоучитель английского языка, пару книг по теории шахмат и шахматы. Книги лежали потом месяцами на видном месте на его прикроватной тумбочке, но Игорь ни разу не видел, чтобы сосед раскрывал их. В шахматы же первое время они играли каждый вечер, иногда Игорь даже выигрывал – наверное потому, что противник уставал от его привычки подолгу думать над каждым ходом.