Владимир Калинин - Зелёный луч

Приходилось поневоле слушать их разговоры по телефону. Говорилось много, о чём-то не таясь, на что-то прозрачно намекая: о достатке в семье и о добропорядочности уклада семейной жизни, о верности и покладистости мужа, если он был, о послушных детях, если они были, о полезных связях и знакомствах, об умении говорить и умении «отшивать» мужчин, о довольстве жизнью и собой. Иногда они пытались умничать, особенно, когда им звонили мужчины, – знали ведь, что их слышат и постояльцы, и хотели показать себя в выгодном свете. Понятно, в маленьком городке люди привыкли жить на виду, привыкли, что каждый заглядывает в твои окна, и в качестве защиты усвоили привычку самим обнаруживать себя – чтобы, сообщив любопытным о внешней стороне собственной жизни, отбить у них охоту знать больше.

Почта находилась в верхней части города, на верху сопки, и когда Игорь шёл туда, он должен был каждый раз подниматься на ту сопку по трапу, длинной, с множеством маршей деревянной лестнице. Зимой, в сильный снегопад или гололёд ходить по ней можно было, лишь держась за поручни. Зато какая захватывающая дух панорама сурового и прекрасного северного края открывалась сверху!

Не задерживаясь на жалких, называвшихся почему-то «финскими», бараках, лепившихся по склону сопки, и поверх крыш недавно выстроенных высотных жилых домов, взгляд устремлялся вдаль, на воды залива, которые в зависимости от освещения бывали то голубыми, то синими, то цвета белого олова, то цвета сизого свинца. Берега залива были изрезаны многочисленными бухтами, в глубине которых стояли корабли. Взгляд стремился отсюда дальше, туда, где, делая крутое колено, залив исчезал из виду, теряясь за прибрежными сопками, и ещё дальше, где он вновь оказывался в поле зрения и где его спокойные гладкие воды соединялись с бурливыми морскими водами, где свинцовое, покрытое тяжёлыми тучами небо смыкалось с холодной и безжизненной землёй.

Игорь поднимался наверх, а вдогонку ему со стадиона в центре города, где зимой заливался каток, неслись обрывки весёлых танцевальных мелодий. Прежде чем догнать его, они метались между высотными домами, испытывая многократные отражения, эти последние, взаимно заглушая и искажая, накладывались друг на друга. Получалась музыка, словно отражённая в кривом зеркале, музыкальная вакханалия, музыка, разъятая на фрагменты, где каждый кривлялся, как мог, соревнуясь с другими длительностью своего существования. Мороз к вечеру усиливался, холодный туман сгущался. Над городом уныло плыли однообразные трубные звуки ревуна – они извещали, что плавание судов по заливу по причине плохой видимости прекращено и что морской порт закрыт.

Мимо Игоря, с окраин вниз, в центр города устремлялся поток подвыпивших парней и мужчин, молоденьких девушек и женщин. У бегущих лихорадочно блестели глаза.

– Танька, пойдём выпьем! – звал один мужской голос.

– Денег нет. Чего пристал! – Женский голос был сиплый, возможно, простуженный, и хотя принадлежал относительно молодой женщине, напоминал, скорее, старушечий: мысль приходила, что и женщина та была так же изношена, как её голос.

– А ты у себя в бюстгальтере поищи, на сладенькое-то! – не унимался мужчина. – Небось, и самой выпить хотца?

– Бросила я. Отстань!

– Бросим пить – будем денежки копить! – подхватывал слово хор звонких и весёлых девчоночьих голосов.

«Север-Север, кто тебя выдумал!» – много раз, особенно часто от одиноких женщин, Игорь слышал здесь эту расхожую фразу, риторический крик души, частенько и сам повторял её. Конечно, не людьми он был выдуман, этот суровый Север, и значит, не в их власти, не с их слабыми силами было изменить что-то в собственной судьбе, и оставалось только безвольно, покорно смириться с ней и жить так, как живётся.

Север-Север, думалось ему, ты точно пустынь какая, край света, куда, повинуясь центробежной силе, свободные по несчастью или по собственной воле от забот и связей, бегут люди, бегут и здесь остаются, оседают. Засасывает Север, сетуют потом многие, трудно от него оторваться. Конечно, к деньгам привыкают: «Мы себе ни в чём не отказываем», – хвалятся тут повсюду, словно в пику якобы счастливым, а на деле обделённым обитателям более южных регионов страны. Но есть, должно быть ещё что-то, кроме денег, что держит, не отпускает, заставляет вновь и вновь возвращаться сюда. Об этом почти мистическом «нечто» тоже любят говорить приезжим многие местные, не умея или не желая назвать сам предмет по имени, – говорят как о тайне, которая открывается только посвящённым, живущим здесь, тайне, которая объединяет северян в некое сообщество избранных.