Марина Тмин - Лагеря и этапы

По вечерам на полянке, полукругом обставленной лавочками, там же, где толкали праздничную речь в честь открытия смены, разжигали костер. Все рассаживались по местам, приносили стулья, хлеб, украдкой припасенный на ужине, студенты иногда доставали гитару. Текли беседы, разносился приглушенный смех, мелькали на лицах отблески костра. Искры взмывали в темнеющее над головами небо. Я даже сейчас могу воспроизвести в памяти этот запах жареного хлеба, смеющиеся лица, жар от пламени и усталость за целый день лагерных забот. Веки тяжелели еще до официального отбоя. Детей уносили спящими. С отбоем лагерь погружался в дрему, укутанный сосновым одеялом.

Время текло по-особому, иначе, неторопливо, день тянулся как несколько лет, месяц – как вечность. Территория лагеря казалась необъятной, лес – неизмеримым, каждая тропка – дорога в неизвестность. Путь от лагеря до озера занимал, по моим представлениям, добрую половину дня. А в воде мы проводили неделю, если не больше. Но как ни странно, возвращались всегда точно ко времени приема пищи.

Нас обычно привозил дедуля. В красной старушке-машине всегда было нестерпимо жарко, вещей набиралось столько, что можно было подумать – мы обнесли какой-нибудь блошиный рынок. В день отъезда я всегда просыпалась рано и все утро от волнения и нетерпения не находила себе места. Мешала сборам и выбегала то на балкон, чтобы убедиться – тепло, то на улицу, едва заслышав приближающуюся машину. Мы долго загружали барахло, и, наконец, трогались.

Когда на выезде из города открыли ТЦ «Наш», сложилась традиция – заезжать в него и закупаться провиантом. Вспоминаю только прохладу кондиционеров, слишком контрастную по сравнению с душным салоном машины, ледяной квас и воздушный разноцветный зефир, который я неизменно выпрашивала себе.

На месте я галопом неслась на склад за веником, постельным бельем и прочими хозяйственными мелочами, в те годы казавшимися мне бесполезными и исчезавшими из моего внимания сразу же по вручении маме. Следующий пункт – отыскать своих, перездороваться со всеми знакомыми и изучить пришельцев, проникших в лагерь под мирной личиной. С некоторыми из них можно было даже подружиться.

За первые пару лет мы сделались неразлучной бандой проказников, наводившей шороху в лагере на протяжении последующих пятнадцати сезонов.

Сперва главным массовиком-затейником становился мой дедуля. Он же плел мне косы, которыми восторгались все, кому не лень, и я гордо вышагивала с ним за ручку, маршируя по своим владениям. Все знали, что у меня дедушка – замечательный, другого такого на свете не сыщешь. Он играл с нами в «гуси-лебеди», крутил на каруселях, смешил и всегда носил с собой конфеты, чтобы каждого угостить. Приезд дедули с бабулей всегда становился большим событием. Накрывали стол и для всех нарезались арбуз и спелые, ломящиеся от сока и жары, дыни. И специально для меня пеклись блины, тонкие и кружевные, точь-в-точь – салфетки. Как-то раз, из чистого любопытства, мной было съедено штук двадцать восемь. Ничего не слиплось, не лопнуло и не треснуло. И думать о них сразу забылось, а счастье было нескончаемым.

Такие пиршества устраивались, в целом, нечасто. Разве что когда нагрянут родные к кому-то на выходные, или в конце июля, в день рождения моего лучшего друга, в. Отношения у нас с ним складывались забавные. Мы по очереди друг другу нравились, и по очереди друг друга стеснялись. В связи с этим ходило много толков, доходивших иногда до нелепости. И на очередном дне рождения все это вылилось во взбито-сливочную-газировочную битву. Все началось с какой-то глупой шутки, не терявшей своей актуальности долгое время, «тили-тили-тесто» на собственный лад. Как сильная и независимая, но оскорбленная леди, я нанесла обидчику удар прямо в кудрявую макушку, обильно полив, докуда дотянулась, «Фантой» из пластикового стаканчика. Смятение чувств тотчас же испарилось, обида вылетела из головы, а вслед за ней вылетела газировка из другого стаканчика. Почти что настоящая битва едой в духе американских комедий. С того дня у меня хранится бесценный документ, написанный рукой младшей сестры виновника потасовки. «На дне рожденье все было очень весело, все поливались газявой и ржали» и т.д. И пр. В том же стиле. Бумага поистине историческая.

Еще одним поводом для сплетен стал загадочный и абсолютно безобидный эпизод с одеялом, за который расплачиваться нам пришлось еще очень долго. Не могу сказать наверняка, почему мы все тогда собрались в восемнадцатой комнате. Но знаю, что народу было человек восемь на шести квадратных метрах. И благодаря какой-то мухе, за какое-то место укусившей нас обоих, мы, с головой накрывшись одеялом, смотрели потрясающие десятипиксельные картинки на роскошном кнопочном телефоне. Кто знает, было ли там слишком светло, слишком шумно, или это была просто хитрая мальчишеская уловка, чтобы уединиться. Встало это все потом в кучу потраченных нервов и словесных дебатов, призванных усмирить злые языки и пресечь клеветнические россказни. Ничего, конечно же, не вышло. Ни со слухами, ни у нас. Только его мама, встретив меня лет через десять, неодобрительно спросила: «это ты моему сыну голову морочила все детство?». А я, само собой, не морочила, я просто жила. И любила всех беззаветно, всем своим крохотным сердечком.