Марина Тмин - Лагеря и этапы

Из раннего помнятся драки за место на карусели, особенное, козырное, непонятно отчего – без одного поручня. Я всегда старалась занять его вперед всех, потому что мне казалось, что оно предназначено именно для меня. Не такое, как все, необычное, уникальное и желанное. Желанным, мне думается, оно стало именно из-за того, что я всегда так стремилась сесть на него. Особого удобства не было, тем более, если раскручивались сильно, но борьба всегда шла не на жизнь, а на смерть. Как-то раз мы сильно с кем-то поругались из-за этого, и в запале мой оппонент сказал: « На нем же не написано, что оно твое! Почему мы вечно должны уступать, даже если прибежали первыми?!». Естественно, первым делом после этой ссоры я стащила у мамы маркер и жирным шрифтом в нескольких местах подписала, что это сидение – моя неоспоримая собственность. Дух соперничества от этого ничуть не убавился, но зато я могла говорить: « На нем написано, что мое».

Великое множество часов было просижено на этих каруселях, в компании, с книгами, за серьезными разговорами или пустой болтовней, в игре в «космонавтов», или вялом крутке раз в пару минут. Но не меньше мне нравилось сидеть там одной, глядя наверх, на нежно-голубой кусок неба, обрамленный могучими сосновыми лапами, кристально-чистым, или с неторопливо проплывающими облаками. Многое изменилось с той поры, но я знаю наверняка: если вы сядете на карусель между зеленой и кирпичной дачей, на место с одним поручнем, и поднимете голову, вы увидите то же самое небо, среди тех же сосен, и сработает машина времени, заставляя колесики вечности крутиться в обратном направлении. Тогда вы сумеете окунуться, на сотую долю секунды в волшебную сказку. Разглядите этот малюсенький кусочек, может быть, самый прекрасный и самый вечный из всех, на который смотрели дети и взрослые семьдесят, пятьдесят, сорок, двадцать лет назад. На который смотрела и я. И, скорее всего, вы услышите громкий смех и далекие веселые голоса.

– Кто последний до карусели – тот лошара,

– Бежим скорее, наши места освободились!,

– Ребята, столовую открыли!.

На этой самой карусели мы сидели в десятом году, во время лесных пожаров. Год вообще был не из самых удачных. Порыв ветра унес наш матрас, я как-то неудачно приземлилась папе на шею, когда он подкидывал меня в воде. Какая-то незнакомая девчушка из соседнего лагеря потеряла кепочку и громко плакала, стоя на полпути от озера до асфальта. « Мама сказала, что убьет меня-я-я, если я не найду кепочку-у-у», простонала она, захлебываясь слезами, и мы вернулись вместе с ней на пляж, но вместо кепочки мы обнаружили утопленника. Первого и единственного, виденного мной за все эти годы. Так никто точно и не узнал, что произошло, нас быстро увели с места событий, но зрелище напугало нас всех ужасно. Еще долгое время я не могла спокойно смотреть на покрывала, которыми застилали постели в лагере, поскольку именно таким и было накрыто тело. Да и купаться я еще несколько лет лезла с опаской.

В то же лето в Рязанской области начались лесные пожары, где-то в двадцатых числах июля. Горело много и сильно, но нас это нисколько не волновало. Мы сохраняли спокойствие ровно до тех пор, пока в один прекрасный вечер не прибежал в одних плавательных трусах отец лагерной медсестры. Он вломился в женский душ, и без замедлений, в чем мать родила, процессия понеслась собираться. Они уехали первыми. Как выяснилось немного позднее, горело соседнее село, буквально в десятке километров от лагеря. Сразу нашлись добровольцы – тушить, рыть траншеи и всеми силами пытаться задержать огненную массу, пожиравшую один гектар леса за другим с неимоверной скоростью. Паника охватила всех моментально, все кинулись паковаться. Дети только путались под ногами, а может, просто не до конца понимали, что происходит. Только переговаривались еле слышно, примостившись все дружно на карусели и вокруг нее.

– Криуши горят,

– Или уже Передельцы,

– Это все торфяные болота,

– Может, в карты?

– А что, если до лагеря дойдет?

– Да не каркай, лучше музыку включите.

Кто-то включил музыку, и под тогдашние хиты мы сидели, притихшие, и каждый думал о своем, но одновременно об одном и том же – а что, если..?

Тот вечер точно и сам расплавился от невыносимого жара, ему не было ни конца, ни края. Небо, обычно такое ясное, раскалилось до ярко-красного, а затем и бордового цвета. Казалось, что мы окружены огнем, кольцо затягивается все плотнее, и в любую минуту языки пламени могут охватить близ стоящие деревья. Но этого не случилось. В начале двенадцатого за нами приехали университетские автобусы, чтобы эвакуировать тех, кто не мог вернуться своим ходом. Я была рада, что у нас нет своей машины. Было намного спокойнее и приятнее ехать с друзьями, которые молчали о том же, о чем и все. Говорили тогда совсем мало, тихо и о чем-то отвлеченном. Когда выехали на трассу, тишина стала и вовсе гробовой, на пару мгновений. Зрелище поистине впечатляющее, завораживающее, жуткое и нестерпимо печальное. Слева – пламенеюще-красный смог, густой, точно можно разрезать ножом. Не видно и на десять метров вперед, несмотря на включенные фары.