Василий Скрипов - Душа и парус выплывут из дали…

Под яблонями и черемухой было особенно уютное пространство, усыпанное белыми лепестками как снегом, где можно было удобно устроиться на чурбаке, и с открытой книгой унестись за тридевять земель, представляя себя в штормовом море с детьми капитана Гранта или в дебрях Африки с бесстрашным Сорви-головой…

В детстве не особо обращаешь внимание на запахи, но если этот дух впитался в подсознание и память, то с возрастом каждый раз, когда встречаешь знакомый аромат, он приносит с собой дорогие сердцу воспоминания. И как бы тоненькая ниточка протягивается между тобой и родительским домом, как в стихах Олега Чухонцева:

Этот дом для меня, этот двор, этот сад-огород

как Эгейское море, наверно, и Крит для Гомера:

колыбель и очаг, и судьба, и последний оплот,

переплывшая в шторм на обглоданных веслах триера…

***

Когда черемуха роняла свой цвет, на ее кисточках появлялись зеленые комочки. Летом они наливались соком и силой, набирали густую черноту, и не было тогда вкуснее этих терпких ягод, от которых губы и зубы окрашивались в сизый цвет. Много их съесть было трудно, но в малых дозах они были невероятно вкусны.

Первой из всех ягод у нас поспевала черемуха, поэтому мама летом часто пекла пироги с черным лакомством. Ягоды черемухи вместе с косточками пропускала через мясорубку, а из получившегося фарша, смешанного с сахаром, делала потрясающе вкусные маленькие пирожки. Нет, чаще это были открытые большие пироги, где на слое теста лежал толстый черненький пласт, посыпанный сахарной пудрой. Вкус пирога с черемухой был с сюрпризом – на зубах скрипели кусочки косточек, словно ты ел черный морской песок. Не знаю, может быть, это не слишком полезно, ведь нигде я потом не встречал пирогов с такой начинкой, но тем не менее в детстве я вкушал это лакомство с восторгом, и тот вяжущий горьковатый вкус часто вспоминается мне.

Тем более сейчас, когда мамы уже несколько лет нет с нами. Она прожила долгую жизнь, всего несколько месяцев не дотянув до своего 91-го дня рождения. И до последних дней была в хорошей памяти и ясном сознании. И пока была жива, каждый раз во время моих визитов старалась испечь мне на дорожку кучу пирожков. Правда, черемуховой начинки уже не делала. С мясом, капустой, малиной, черникой, картошкой… И всю жизнь я, приезжая к родителям из Ленинграда или Москвы, на обратном пути в поезде лакомился этими пирожками.

Когда читал маленькому сыну, а потом крошечной внучке сказку про Машу и медведя, где косолапый говорит: «Сяду на пенек, съем пирожок», то каждый раз вспоминал мамины пирожки.

А теперь мамы нет, некому испечь пирожки. Да и на Урал я стал ездить реже. Там живет только моя старшая сестра Нина, которую я навещаю, но не так часто, как родителей, пока они были живы. О сестре рассказ впереди, она очень дорога для меня, а сейчас вернусь к маминой стряпне. Теперь, в какое бы путешествие я не ехал, один или с женой, сидя в поезде или автобусе, открывая сумку с нехитрой снедью, взятой в дорогу, произношу мысленно: «Сяду на пенек, съем пирожок». И говорю об этом моей супруге, если она со мной, и она понимающе улыбается, и кажется, что наши матери никуда не ушли, они с нами, пока мы живы.

***

Но не только пироги пекла мама. На ней лежало все хозяйство нашего немаленького дома. И за огородом следить, и печь затопить, и курочек покормить, и поросенка не забыть, и за непутевым поздним ребенком (то есть за мной) проследить, и на работу не опоздать. Она трудилась в школе – сначала учительницей начальных классов, потом воспитательницей групп продленного дня.

Конечно, по домашнему хозяйству хлопотали и отец, и дети – мои старшие сестра и брат, и все-таки основная ноша лежала на материнских плечах. Кто жил в обычном деревенском доме – поймёт, о каких объемах домашней поденщины идет речь. К тому же отец работал на металлургическом заводе в три смены, естественно, сильно уставал, особенно после ночной вахты, когда днем приходилось отсыпаться. Сестра поступила в медицинский институт в Свердловске и жила там в общежитии, приезжая только на выходные. Толя, который был на десять лет старше меня, тоже вскоре уехал учиться в профтехучилище. Ну а от меня, болезненного, было мало пользы, хотя кое-что и мне доставалось, например, копать грядки под картошку, окучивать ростки, полоть сорняки. Сейчас понимаю как тяжело приходилось маме и поражаюсь, где она черпала эти силы.

***

Мама была родом из поселка Арти, это рядом с городом Красноуфимском, в сотне километров от Ревды в сторону Москвы. В этих местах сходятся границы Свердловской и Пермской областей, а также Башкирии. Река Уфа там делает крутые изгибы между живописных холмов, и от открывающихся видов захватывает дух. Когда поезд на Москву проезжает Красноуфимск, я всегда прилипаю к окну и наслаждаюсь проплывающими пейзажами. Кстати, и я там родился, только не в Артях, а чуть подальше, на лесоучастке Устье-Югуш…