Vega Nova - Pink Project

– Простите? – она пыталась поставить на место фамильярного старика, доставившего ей дискомфорт.

– Тереза! Ты понимаешь, Клара вернулась! Моя Клара пришла! Она наконец-то опять дома! Я спущусь в сад и нарежу для нее цветов. Ну разве это не чудо? – у старика навернулись слезы и задрожала нижняя губа и подбородок.

Тереза сдержанно улыбнулась и поспешила вниз. Старый сосед совсем спятил. Его жена, с которой они прожили вместе лет 40, умерла два года назад. Очевидно, что пережить эту потерю ему так и не удалось. Очень жаль, что жизнь рано или поздно отнимает у нас людей, которых мы любим. Тех людей, без которых мы своей жизни больше не представляем. И ничего уже нельзя вернуть. Остаются только воспоминания, не всегда счастливые, за которые стыдно или больно, остается шрам, который болит в любом случае, даже если с этим человеком ты счастливо прожил всю жизнь. Ты никогда не будешь готов терять близких. Даже если ты точно знаешь диагноз, даже если свято веришь в какой-нибудь свой вещий сон, даже если понимаешь головой, что наступление старости приближает эту потерю. Но когда ты теряешь любимого человека, расставшись с ним несколько лет назад по своей глупости, когда понимаешь, что он был идеален, молод, здоров и имел еще столько возможностей… Когда ты понимаешь, что все твои мысли о том, что у вас так много времени, чтобы все изменить – теперь лишь глухое давящее эхо в твоей голове, когда твоя жизнь не имеет больше смысла и не хватает сил прокрутить колесико от зажигалки… Когда твоя утрата еще настолько свежа, что будто бы сжигает тебя живьем и ты пытаешься быть сильным и справиться с этим, тогда нужно время – очень-очень много времени, чтобы это принять, а также очень много терзаний, слез и угрызений. Нет, она не сможет это принять и смириться. Старик и тот не смог за 2 года – до сих пор ему мерещиться его Клара. Она тоже сойдет с ума. Но только еще быстрее.

Дверь захлопнулась за ней. На улице было пусто. На проезжей части ни одной спешащей машины. Надежда на такси сразу же умерла. Очевидно, стрелка часов уже приближалась к полудню, и чтобы успеть к ланчу, офисный планктон активно стучал по своим клавиатурам в маленьких комнатушках. Она еще не выходила из дома так поздно, поэтому ее очень удивило отсутствие людей на улицах.

Добежав до остановки, Тереза подкурила, и слезы опять покатились градом. Лучше было бы остаться дома, но одиночество ее сожрало бы. Поэтому придется усердно прятать слезы ото всех еще много дней и ночей.

Деревня была опустошена. Дома разрушены, все некогда нужные в быту и жизни вещи были вывернуты наизнанку, выкорчеваны из каждого дома, разбросаны вперемешку с кусками кирпичей и бетонными глыбами стен. А ведь когда-то в каждом доме горел очаг, семья собиралась перед ним в уютных пледах на мягких креслах и вела незатейливые беседы. Их зыбкое счастье было разрушено в одночасье. И больше никогда не повториться. Они вместе переживали беды и проблемы, которые не могут быть важными длительное время в их жизни, но пришла та беда, которая в отличие от остальных осталась с ними навсегда.

В глазах рябило от разнообразия разорванных и помятых вещей, не хотелось всматриваться внимательно, дабы не увидеть то, что могло остаться от самих жителей деревушки.

Мальчик, лежал рядом с ним, и спал. Голубые глаза больше не задавали единственный вопрос, на который не было ответа: «За что?»

За что это происходило с этим ребенком? Почему он выжил и должен был увидеть и пережить это, прочувствовать своей еще не окрепшей психикой эти муки? Ведь он никогда не увидит своих родителей? Даже если они живы, едва ли получится их отыскать.

Он вспомнил свою мать. Всю свою жизнь, с момента осознания себя как личности, он злился на нее. Она не поддерживала его, она была будто бы чужим для него человеком, недостающим звеном в его судьбе. И если сначала, он искал ее, пытался завоевать ее внимание и расположенность, то потом просто с каждым годом становился все злее. Она видела только его сходство с отцом и крепко верила, что отец и сам справится в воспитании сына и становлении его жизненных принципов и приоритетов. Его мать покидала его с каждым днем и отдалялась с застывшей улыбкой на лице. Возможно, если бы не ее бессилие и неспособность поверить в себя саму, он бы стал совершенно другим человеком. Он бы не был грубым и жестоким, и сейчас он бы не ломал себя, держа на оторванных коленях голову спящего мальчугана. Он был бы сочувствующим по жизни, как и его мать, сопереживающим и эмпатичным. Он бы знал, как помогать не только себе. Он бы любил своих детей. Она бы научила его этому. Но сейчас он даже не думал о них. Он никогда не был для них любящим отцом. Он содержал их, кормил, вывозил на прогулки за город, заботился об их здоровье, но никогда не любил. Он поймал себя на мысли, что подобрал этого мальчика в обломках, ради того, чтобы люди нашедшие его – безногого и слабого, сжалились над ним и не оставили его безнадежно умирать. Он был противен сам себе. Даже в этой ситуации он не был искренен. Он врал самому себе. Желание нравиться всем было во сто крат выше, желания нравиться самому себе. Он был лишь пешкой в большой игре чужих мнений. Да и игра была заведомо проигрышной.