Василий Подкованный - Грань дозволенного

– Ты что-то хотела? – Не глядя на Алтуфьеву, поинтересовалась Стася, крася губы и смотря в зеркальце.

– Пойдем поговорим, – рявкнула та, лапая плечо новенькой.

– Говори здесь.

– На толпу играешь, сучка? Думаешь, я тебя после школы не выловлю, и не выбью из тебя всё дерьмо? На входе, значит, такая борзая, а сейчас мнешься?!

Плечо Стаси задрожало мелкой дрожью, а сама девушка испуганно отпрянула назад, отложив помаду.

– Не оскорбляй меня, пожалуйста, – тихо попросила Стася.

Миг – и маска хладнокровия слетела с новенькой, на её лице заиграл неподдельный испуг. Я недоумевал – ещё совсем недавно непоколебимая новенькая теперь дрожала и заикалась.

– За что ты хочешь меня избить? – забито продолжила Стася, отводя взгляд.

– Было бы за что – вообще убила б, – Губы Алтуфьевой растянулись в злой улыбке – для неё наконец всё стало на свои места. – Ну, а так получишь пару раз в табло…

– А может…я извинюсь? Заберу свои слова обратно?

– Ещё ботинок тогда поцелуешь, – погано ухмыльнулась Алтуфьева, крепче вцепившись в плечо Стаси. – И так и быть, об тебя свои руки марать не буду – я-то думала, что ты нормальная девчонка, а ты всего-навсего сыкло, не умеющее отвечать за свои слова. Давай, шевелись – я ещё не ела.

– Хорошо, – легко согласилась Стася. – Но какие именно слова мне забрать?

– Ты чё, прикалываешься? – рявкнула склочница, качнув белокурыми локонами.

– Ну, я много чего говорила, – На алых губах Стаси мелькнула коварная улыбка. – И про то, что ты тупое, недалекое животное, и про то, что ты впитала вкус дерьма с материнским молоком…

Судя по выпученным глазам застывшей Алтуфьевой, сказанное новенькой она слышала впервые. Стася же, впервые посмотрев в глаза оппонентки, хищно улыбнулась одними губами.

– Или что-то про половую тряпку вместо тампона? Впрочем, неважно, – Стася поправила волосы. – На правду не обижаются. И всё-таки, будь добра, отпусти моё плечо – иначе кровь у тебя польется уже из всех щелей.

Стася определенно была готова к удару: мягко извернувшись, она отвела руку атаковавшей её Алтуфьевой. Вцепившись в руку оппонентки, каштановолосая девушка завалила её на парту, а затем отработанным движением приложила склочную девицу, принявшись методично добивать её с помощью рук и парты. Все произошло настолько быстро, что никто не сумел толком ничего понять.

Первым очнулся я, принявшись оттаскивать разъяренную Стасю от не подающей признаков жизни Алтуфьевой. Стася, за малым не двинув мне, отошла в сторону, обыденным жестом поправив манжет на рубашке. Сильное волнение выдавали лишь дрожащие руки девушки. Шмыгая окровавленным носом и стоная, Алтуфьева сползла на пол.

Я мельком перехватил взгляд Стаси – из-под сбившихся на глаза каштановых волос меня окатила ядреная помесь гнева, возбуждения и холодного презрения.

Очнувшиеся от ступора подруги Алтуфьевой быстро уволокли её бездыханное тело из класса.

…Стася вернулась от директрисы в середине урока. Пройдя на своё место, она, ни на кого не глядя, углубилась в чтение. По случившемуся её больше не спрашивали – на фоне целой вереницы событий, произошедших позже, этот эпизод быстро померк.

***

– И тут эта уродина, одетая, как бревно…

«Когда же они заткнут свои накрашенные пасти?» – Я поднял свои красные от недосыпа глаза на компанию весело гогочущих одноклассниц, сидящих неподалеку за сдвинутыми столами. Шёл перерыв, и я, отказавшись от бесплатного обеда в пользу сна, отчаянно материл словоохотливых девиц. А ещё больше – того идиота, кто придумал обеденный перерыв длиною в час – куда лучше было спать на уроках, где помимо монотонного бормотания учителей ничто не мешало дремать.

«И чего им в столовую не убраться?» – Я сверлил тяжёлым взглядом смеющиеся лица. Но, наткнувшись на Стасю, сидящую во главе стола, сразу всё понял. В «хлев», как она называла столовую, Ясенева не ходила. А так, как сидящие вокруг неё не самые далекие одноклассницы во всём потакали ей…

Что и говорить – Стася могла найти язык абсолютно с кем угодно, и когда угодно. Даже постучавшись к тебе в половину второго ночи и попросив купить ей парочку ведерок шоколадного мороженного, она получила бы желаемое. Это я заметил в первую же неделю – на первых порах она общалась много и охотно, однако сама держалась особняком. Как если бы она приценивалась к людям, смотря, кто и что может, и чем будет полезен и интересен.

И люди потянулись к ней, особенно – после случая с Алтуфьевой. А она их сортировала. Из интереса, я посмотрел на её лицо: Стася совсем не слушала трёп собеседниц. Склонив голову на бок, девушка задумчиво изучала свои ухоженные ногти. Но стоило ей только сказать пару слов, как задние парты беспрекословно погрузились в тишину – одноклассницы смотрели ей в рот. Староста, как и я сверлившая «галёрку» тяжёлым взглядом, были исключением.