Артемий Ладознь - Дымка. *Nebh. Об он пол чресплесе восчресплесь

Старые фильмы… Порой они снились. Вот грезится, как идут съемки картины, причем сама массовка вроде как и не догадывается, что они не то в ролях, не то снятся ему! Эпизод прорыва низкопередельного чугуна из мартена: полыхнуло жерло, полилось жидкое солнце, добытое п о том того же, казалось бы, кровавого отлива. Сколько их угорело, сколько надорвалось непосильными трудами; как долго строили эту страну, как скоро поставили на ноги! Для того ли, чтоб потом кучка резвых да ранних самоценов решила, что созданное многими «унтерами» по праву сильного принадлежит немногим «оберам»? Имут магическую власть в лице формулы, мантры, междометия: «свобода»! Деморализовали Страну, выставили чернее черта в глазах самосвятой же мировой общественности – клуба лицемеров в манжетах с руками по локоть в крови. Покайся-де! А лучше – рухни, прижухни, притухни, – и все будут довольны. Все схлопнется до столицы с пригородами, которая станет и бессмысленно-удаленным хабом для полетов даже меж соседними пунктами. В центре – град, за оградой – тьма кромешная, ад ссыльный, скрежет зубовнопротезный…

А покамест празднуют сердешные, ликуют, разливая чугун и перегоняя в столь нужную сталь. И мы ликуем вместе с ними. Снова вспоминаем, что это кино и сон, и у нас текут слезы; но не станем их огорчать, раскрывая, чт о же станется со Страной, миром далее… Молодцы, ребята!

А которого из троих младых мудрецов нашего кинематографа пощадил рок? Быкова? Шпаликова? Бодрова-младшего? Однофамилец-погодка первого, пережив страну и опередив мысль ее легкомысленных детей, – не обречен ли был в кассандрином бессилии созерцать медленное, покадровое раздробление ее сосуда, зашатавшегося от потрясений, грянувших гурьбой, гроздью, грозой? Среда-трудоустроительница рассудила: overqualified ?..

Жаль Гвидову было не только Страны. Как ни странно, ему – конфирмату правдоправия (хотя в детстве, в бытность свою пионером, имел наглость скалить зубы по поводу ожидаемого «стирания грани меж городом и деревней») – в уже пост-руинную эпоху конца 90х – начала нулевых (в самом деле, нулевые …) доводилось, возвращаясь к родным пенатам-ларам, сокрушаться, видя упадок некоторых из тех лавочек-ларьков, что привык видеть в родном городке давно.

А главное – цирк! Он всегда старался покупать билеты, случись в городе появиться этим благородным кочевникам. Брал билет, стремясь защитить, продолжить жизнь любимым… Но сам не ходил, ибо не всяко можно продлить детство. Как ни крути, а это великое искусство и один из бастионов оного царства. Того времени, когда бредил тайной – в числе прочего, цирком и космосом – той, куда нет царских путей, но куда так хочется проникнуть, овладев без обладания…

Наверное, забыть и отвернуться было бы не единственным предательством, внушающим ему, как нынче модно выражаться, «комплекс вины» (вот ведь возгосподствовали адепты самовозлюбления!). С детства, бывало, подбирал, кроме сверкавших кусков гранитов-кварцитов-обсидантов на стройках (минералы и монеты к нему так и липли!), еще и всякую, казалось бы, дрянь: то кусочек конструктора, то поблекшую картинку с хрюшей… (Много позже, уже в более зрелые лета, ему вдруг станет жаль… простых чисел , этих замухрышек недолюбленных, словно мышей и воробьев – и те тотчас ответят взаимностью, раскроют во мгновенье ока тайны, закономерности сродни периодическому закону. Не свойства – отношения .)

Не оттого подбирал, что нужно было ему , а – что другим не нужно. Вещицы, некогда сделанные заботливыми и не очень руками одних, были преданы руками других. А может, всему виной кучи игрушек, что родители щедро-откупительски покупали, а затем выбрасывали, даже не спросив его, не задумавшись: не ранят ли сердце легкомысленной черствостью к тому, с чем уже сжился как с родным?

А может, то раннее было во искупление ежегодного акта предательства , вершащегося с тяжелым сердцем всей Страной? Нет, дело даже не в вырубке елей (индюшкам в Америке, должно быть, тоже не дали последнего слова в канун всеобщего праздника); скорее – в последующем выносе. Несколько недель, а то и (давайте признаемся) месяцев зеленая красавица, как могла, радовала весь дом, будучи сердцем праздника добра и непротивостояния меж людьми и народами – в сезон благой, когда нет места ни фанатизму, ни одеревенелой черствости. Когда даже снобы диванных войск снисходят до «ящика» и сливаются с народом, отложив гаджеты-виджеты хоть на пару часов.