Максим Бодягин - Душеед

В одной из таких комнатух с затхлым запахом и липкими пятнистыми обоями, лежал сейчас Фахрут. Последние три недели он провёл в состоянии непрекращающегося кошмара. Для начала он попал в плен. Набравшись по самые брови запрещённого алкоголя и заполировав его большой дозой самых разных наркотиков, он искал запретных удовольствий в шатрах чафали, низшей из человеческих ун, к которой принадлежали женщины, продающие себя за деньги. Чафали кочевали за городской стеной и считались божественными шлюхами, об умениях которых в городе слагались легенды. Однако, когда Фахрут добрался до них, его обобрали до нитки, пытали и насиловали до тех пор, пока он не написал письмо своей влиятельной младшей сестре Ассандре, входившей в городской совет.

Чафали требовали от неё в качестве выкупа за братца найти старый мистериум авторства ересиарха Шавалы, называвшийся: правдивое слово Шавалы о тех, кого прозвали душеедами. Увы, красотка Ассандре поддалась чувствам и действительно разыскала этот текст в глубинах апофикефсиса, тайного хранилища городской библиотеки, подкупив и запугав персонал. Когда она отбила брата у чафали, Фахрут прочёл текст и поразился силе шавалитской ереси. Несколько дней он ходил сам не свой, заворожённый её простотой и силой.

Именно силы ему и не хватало, потому что за каждым углом ему чудились чафали, пылающие жаждой мести. Он хорошо помнил их изощрённые пытки, поэтому угнал аэрокаб и, пользуясь указаниями, данными в шавалитском мистериуме, нашёл тёмные врата. Однако лишь слегка приоткрыв их, он испытал такой животный ужас, какого не знал до сих пор. Но дело было даже не в этом. Теперь в нём что-то жило. Будто бы он забеременел. Он явственно чувствовал в себе присутствие чужой жизни, она пульсировала в нём, перемещаясь в глубине тела, вдоль позвоночника. Похожая на змею или длинного червя, чужая энергия иногда сворачивалась и засыпала, а иногда охватывала его полностью и Фахрут не знал, что ему делать в такие минуты. Он чувствовал, как тупеют его эмоции, но, в то же время, обостряются рефлексы.

Когда чафали напали на него у входа в Убойку, он ощутил сильный укол паники, но потом произошло нечто странное. Вдруг рука чафали, сжимавшая в пальцах бритву, замедлилась. Остановилась, повиснув в пространстве. Фахрут удивлённо обошёл её. Потрогал. Рука поддалась. Тогда он неожиданно для себя вцепился в неё и сломал в локте, выворачивая как куриную кость, потом оторвал предплечье и отбросил прочь. Время снова понеслось галопом, всё вокруг завертелось, задвигалось, завизжало, Фахрута было уже не остановить. Он с удивлением смотрел на свои руки, безжалостно вырывающие из чужих тел сочащиеся куски, выворачивающие суставы, и обнаружил, что не чувствует ни ярости, ни страха, ни гордости за победу, не чувствует ничего, будто бы он спит и видит сон, нет, точнее, будто бы он забрался в тело какого-то богатыря, уснул там и проснулся в разгар битвы.

Когда всё закончилось, он стоял, держа в обеих руках оторванную голову жреца чафали и с любопытством глядя ей в глаза. Рядом кто-то кричал, бежали какие-то люди, Фахрут какое-то время ничего не видел и не слышал, как вдруг звук включился и все эти вопли внезапно обрушились на него с утроенной громкостью. В ботинках хлюпало, Фахрут посмотрел вниз и обнаружил, что стоит в луже крови. Тут до него дошло, что он торчит прямо посереди улица, под безжалостным светом фонаря, с чужой головой в руках. От внезапно нахлынувшего чувства гадливости он взвизгнул и отбросил проклятую башку подальше, она с противным звуком шмякнулась о мостовую и покатилась к сточной канаве, звеня большими кольцами в мёртвых ушах.

Фахрут огляделся. Вокруг царил кошмар. Оторванные конечности, истерзанные тела, головы темнели там и сям мокрыми пятнами. Он посмотрел на собственные руки, оглядел одежду. Кровь покрывала его с головы до ног. Фахрута замутило от её запаха, он побежал по улице, стараясь скрыться от орущих от ужаса свидетелей в тени, на ходу срывая с себя пропитанный дурнопахнущей кровью сюртук и рубашку.

Теперь он лежал голышом и переваривал всё произошедшее, но самое ужасное, что та змея, которая теперь жила в нём, была сыта и только что не урчала от счастья. Напитавшись чужой болью, она разбухла и обмякла, отдавая Фахруту часть своего удовольствия. Несмотря на то, что последний раз он ел вчерашним утром, Фахрут чувствовал себя так, будто бы он отлично перепихнулся с какой-нибудь юной развратницей, а потом полновесно отужинал с несколькими переменами блюд, аперитивами, диджестивами и прочими излишествами. Иными словами, несмотря на то, что ему всё ещё было жутко, плохо и страшно, чувствовал он себя превосходно. И от этой двойственности он слегка сходил с ума.