Лилия Подгайская: Любовь и… любовь

Анжелика Викторовна, строгая деловая женщина, работающая в городской администрации, невесело смотрела в окно. Собственно говоря, видеть там было особенно и нечего. Двор как двор, с самовозведёнными гаражами, машинами и снующими туда-сюда людьми. Сегодня движение во дворе было по-праздничному бойким. Оно и понятно – через несколько часов пробьёт полночь, и наступит Новый год. А ей, Лике, завтра ровно в шесть вечера стукнет сорок лет. Подумать только! И куда жизнь ушла?

Во дворе не стихала суета. Люди так любят этот праздник и становятся на удивление деятельными в его преддверии. Даже самые ленивые проявляют активность. Анжелика усмехнулась – вот только она что-то из общей суеты выпадает. Сегодня ей ничего не хочется делать, хотя раньше она тоже в такие вот предпраздничные хлопоты включалась с энтузиазмом. Стареет, наверное. Она вздохнула и ненадолго отошла от окна. Нужно было проверить, готово ли уже сложное овощное рагу, которое она надумала сделать к праздничному столу как основное блюдо. Рецепт был новый, ещё не апробированный, и что получится на выходе, пока неясно. Но и судить будет кроме неё некому, а она постарается быть снисходительной к своему новому кулинарному творению.

Вернулась к окну скоро. Уже давно стемнело, и ребятню позагоняли домой. Но суеты во дворе не поубавилрось. И в дальнем конце его просторной территории, на пригорке за гаражами уже маячили мужские фигуры – кто-то готовился запускать фейерверк.

Это зрелище почему-то всегда привлекало внимание женщины и очень ей нравилось. Она готова была часами смотреть на яркие букеты разноцветных огоньков, вздымающиеся в тёмное небо. И никогда это зрелище не надоедало ей. И её ни капельки не раздражали громкие звуки выстрелов, сопровождающие это волшебное действо.

Вот её соседка по тамбуру, Ираида Максимовна, всегда недовольно ворчала по этому поводу и загодя готовила беруши. Она жаловалась, что после этой праздничной канонады у неё болит голова, стоит звон в ушах, и всю ночь мельтешат огоньки перед глазами. Но, честно говоря, Лика её не понимала. Никто ведь не тянул её силой к кухонному окну. В её большой трёхкомнатной квартире вполне можно уйти в гостиную, окна которой выходят на другую сторону, и плотно закрыть за собой дверь. И громкость звука заметно поубавится.

Однако соседка упорно торчала в кухне, без конца выглядывая в окно, и без умолку ворчала… И машин вот во дворе много, и люди без конца снуют, и от детворы покоя нет, всё визжат, съезжая с горки на этих своих тарелках. Безобразие какое-то! Форменное безобразие.

Вначале, переехав на эту квартиру, Лика попыталась завязать добрососедские отношения с одинокой старой женщиной. Однако быстро поняла, что из этих намерений ничего хорошего не выйдет. Ираида Максимовна принадлежала к категории людей, которые всегда и всем недовольны.

Похоронив мужа, небольшого, но устойчиво стоящего на ногах начальника, она осталась жить одна в трёх комнатах, которые были ей, по сути, вовсе ни к чему. Платил за эту квартиру её сын, он же каждую неделю затаривал матери холодильник под завязку и ещё время от времени привозил помощницу, которая старательно наводила порядок в запущенной квартире. Слов нет, старой женщине делать генеральную уборку было уже не под силу. Но зачем ей такие хоромы одной, этого Лика понять не могла. «Я не в силах покинуть квартиру, где витает дух моего дорогого Николашеньки», – заявила ей соседка на заре их знакомства. И всё время плакалась, что с такой пенсией, как у неё, остаётся только сложить руки на груди и умереть. Одним словом, не сложились добрососедские отношения.

А вот Лика фейерверки любила всегда, с детства. Но особенно дороги они стали ей после той зимы в девятом классе, когда Тош под вспышки и шум яркого зрелища впервые поцеловал её. Это было так трепетно, так сладко! И навсегда ассоциировалось в её сознании с грохотом выстрелов и яркими всплесками разноцветных огней.

Тош был первой любовью в её жизни. И единственной. Больше ей такого счастья не досталось. А с Тошем их безжалостно развела судьба. Так уж вышло. И горевать по этому поводу уже поздно. Все слёзы, какие только были, давно выплаканы, и приходится жить дальше, зажав себя в ежовые рукавицы, чтобы хоть со стороны выглядеть достойно.

На работе её считают сухарём, женщиной которой неведомы простые человеческие чувства. Деловая, подтянутая, строгая, застёгнутая на все пуговицы. Стерва, одним словом. И сблизиться с ней не сделала попытки ни одна из новых сотрудниц. А Лика тогда пришла на это место работы после очередной, третьей потери в жизни. И просто не могла говорить о своей ране, ещё свежей, кровоточащей.