Петр Богдан - Легенда о водяном коне. Часть I. Тот, кто приходил ночью

Я сидел по-прежнему и размышлял, как вдруг мне послышалось, что меня кто-то зовет. Я прислушался: да, меня действительно звал кто-то тихим шепотом в окошко.

– Саша! Саша!

Но шепот был очень тихий, невозможно было разобрать, мужской или женский.

«Наверное, это Таня», – подумал я и встал.

– Сейчас. Иду. Кто там? – спросил я шепотом, подойдя к окну. Уже совсем стемнело, и невозможно было что-нибудь разглядеть.

Резкий шум и скрежет заставили меня насторожиться. Я едва успел отпрянуть от четырех зубьев вил, с силой прошедших сквозь прутья литой решетки.

Я понял, кто это. Это был Васька Дерюгин.

– Гад! Сволочь! – прошипел он, видя, что у него ничего не получилось. – Я тебя все равно убью!

– Слушай, Дерюгин! – громко сказал я ему. – Не убивал я твоей Светы! Не я убийца! Понял?! Успокойся!

Но тот не в состоянии был что-нибудь понимать.

– Все равно убью тебя, подонок! На куски изрежу! На мелкие-мелкие кусочки! Сволочь!

У меня не было охоты препираться с ним. Ему сейчас все равно ничего не объяснишь.

Дерюгин некоторое время еще мотался под окном, но потом ушел.

Я дрожал как в лихорадке. Перед глазами кружились отрубленные руки и головы, темные пятна, следователь, плачущая тетя Лида и Васька Дерюгин, который что-то кричал, размахивая топором. В эту ночь я спал только два часа.

х

Мама приехала утром. Она сразу представилась следователю из райцентра и дала понять, с кем он имеет дело. Бедняга тут же понял и смирился. Теперь ему хотелось только как можно скорее слинять отсюда, чтоб не попасть меж двух огней. Мама рассказала, что папа решил действовать «по своим каналам». «По своим каналам» оказалось чрезвычайно быстро. Через день он приехал с адвокатом и следователем по особо важным делам, который оказался большим другом папиного знакомого. Он приветливо поздоровался со мной, потрепал меня по плечу и сказал, что я слишком хорошо выгляжу для невменяемого маньяка.

Сразу же стала видна нелепость обвинений. Никаких моих следов, кроме ведущих от лужи крови с рукой к дому, просто не было. Не подтвердился и факт изнасилования. Не было и окровавленной одежды, которую я не мог бы не перепачкать, разрубая тело, и орудия убийства, хотя обшарили весь дом и двор – да я и не мог бы их спрятать – ведь я никуда не ходил. Не нашли и голову с ногой Светы Павловой. Они будто растворились в воздухе. Следователь по особо важным делам ходил с растерянно-озабоченным видом – он ничего не понимал.

Но мне было не до него. Едва выяснилось, что все подозрения насчет меня сняты и я могу быть свободным, я уехал из деревни вместе с родителями.

Да, блат – великая вещь. Но каково было бы на моем месте простому парню, у которого блата нет? Об этом просто не хотелось думать.

Но люди приняли одно за другое. Они увидели последнее – мелочь, но не увидели главного – нелепости и абсурдности обвинений, рассыпавшихся именно по этой причине. Для многих из них я был «сынок», покрытый богатыми родителями. Ведь должен же быть убийца, а раз его нет, значит, его «покрыли». Главное для таких – иметь объект ненависти. Им было ясно, кто убийца. Этим людям всегда все ясно. Среди последних был и Васька Дерюгин.

х

Я решился приехать в деревню только в самом конце августа. В городе я знал, что следствие в полном недоумении, и хотел здесь разузнать об этом поподробнее у нашего знакомого следователя, но опоздал: он уехал за день до моего прибытия.

Тетя Лида и дядя Ваня были встревожены моим приездом – они боялись скандалов и неприятностей, но я успокоил их, сказав, что пробуду всего дня три – у меня кончались каникулы. Я решил особенно не высовываться и не мелькать на улицах, чтобы не раздражать людей.

К моему удивлению, Павловы спокойно отнеслись ко мне. Старик Павлов притащился вечером с бутылкой водки, извинился за себя в тот день и предложил помянуть покойную. Отказаться было бы грешно, и я до ночи просидел с ним, слушая его сбивчивый рассказ.

Светлану похоронили только через неделю – ждали, что найдут голову и ногу. Дальше тянуть было нельзя – тело начинало разлагаться. Так и закопали ее – без головы и ноги. Ни ногу, ни голову не нашли до сих пор. Даже никаких их остатков. В некоторых местах Виктор Николаевич не выдерживал и плакал.

– Ну зачем нужны эти следователи, которые ничего не могут найти? – спрашивал он, всхлипывая и ударяя кулаком по столу. – Ведь никаких следов, нет преступника – и все. Ты не обижайся на меня, – повторял он, теребя меня за руку. – Это я тогда сгоряча. Я знаю, что ты не мог убить… Свету – ведь… ведь… она была такой хорошей. Вот и следователи, и прокурор, и адвокат говорят – против тебя нет никаких улик! Случайное совпадение! – он поднимал вверх палец. – Во как! Во как оно бывает!.. Судьба!.. А то бы и тебя сгоряча убили!