Артур Олейников: Блаженные и негодяи

© Артур Олейников, 2020

ISBN 978-5-0051-6255-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Церковь была старинная и каменная. Набеленные белоснежные стены, залеченный крест, колокольня.

И когда на одной службе кто – то без спросу, позвонил в колокола, в церкви случился переполох.

Прихожане сначала не поняли и в умиление закрестились. Жилистый старик батюшка Александр застыл и вдруг его лицо исказил испуг. Таинство святой службы расстроилось, и он не понимал причины. Молодой вертлявый дьяк с жидкой бороденкой побежал, расталкивая баб и мужиков к двери, ведущей на колокольню. Двери были заперты с обратной стороны. Люди испугавшись, высыпали на церковный двор и увидели Ларису на колокольне. Прежде сгорбленная седая женщина, сняв платок снова и снова била в колокола. Для всех предстала такая картина, что она била в набат.

– Богохульница! Уймись сатанинское племя! – закричал не своим голосом дьяк. – Прохор, разберись с дверью!

Позвал дьяк церковного сторожа.

Пыхтя и спотыкаясь, сторож прибежал с ломом в руках и стал ломать двери на колокольню.

– Полицию бы вызвать! – шепнул дьяк батюшке Александру.

Батюшка в испуге посмотрел на расторопного дьяка.

– Провести ее не мешала бы! – пояснил дьяки и, не дожидаясь ответа, побежал звонить в полицию.

Батюшка промолчал и согласился, что надо принять меры и дьяк молодец.

У Бога и всех святых на виду сломали дверь и устремились на колокольню.

Наотмашь с размаху сторож ударил престарелую женщину по спине, а какой-то мужик, из прихожан больно выворачивая руку поволок Ларису с колокольни.

– Отпустите! Я не нарочно! Не хотела никого обидеть! – плакала женщина.

– Молчи! Преступница! – многозначительно сказал сторож Прохор и снова беспощадно огрел тяжелым кулаком Ларису по спине.

Лариса сидела на голой земле и, закрыв лицо руками горько плакала. Ей не давали подняться. Ее обступили со всех сторон, чтобы не сбежала.

Слезы раскаянья не производили ни на кого жалости так, что какая-то баба пнула Ларису больно нагой.

И только ребенок девочка пяти лет вдруг зарыдала:

– Не бейте бабушку, – выкрикнула дитя, растирая слезы кулачками.

– Помалкивай, молоко на губах еще не обсохло! – крикнула в ответ злая баба и еще раз пнула Ларису.

Полицейский уазик приехал скоро. Высокий сильный кровь с молоком мужчина в форме, ухмыляясь, подошел к толпе. А за ним еще один – толстый и низкий. Он фыркал и вздыхал и размахивал резиновой дубинкой.

Дьяк с подобострастным лицом стал вертеться перед полицейскими и злобно нашёптывать.

– Гадость! Службу нам испортила!

– Разберемся!

– Пятнадцать суток ей! На одну хлеб и воду!

Высокий лейтенант посмотрел на Ларису и сказал:

– Расходитесь православные!

И сержанту:

– Позаботься!

– Наказать бы! При всем честном на роде. Чтобы другим неповадно! – распинался дьяк

– Сделаем, – сказал толстяк в форме и ударил Ларису дубинкой по ноге. И схватил женщину за руку и потащил в уазик.

Лариса стала упираться, а толстяк, не колеблясь, стал отхаживать ее дубинкой.

– Наручники! – выкрикнул лейтенант.

Дьяк довольный потирал руки, а бедную и избитую под покровом святых стен престарелую женщину в наручниках из церкви увозила полиция.

Конопатый шофер полицейский усмехнулся, когда толстяк Витька Дятлов напарник в очередной раз дал Ларисе дубинкой по ребрам и спросил у лейтенанта:

– В отделение?

– Еще не хватала, – ответил лейтенант Воронин. – Мне начальство за такой подарочек выговор влепит. В психиатрическую. В Ковалёвку гони.

– Отпустите! – плакала Лариса. Ей было обидно и горько.

– Поздно, матушка! – рассмеялся Витька Дятлов.

– Да! – поддержал Воронин. – Бог – смирение любит. Нагрешила – отвечай.

Хутор Ковалёвка был за городом и был знаменит большой областной психиатрической больницей, куда со всех городов Ростовской области днем и ночью везли больных. Доставляли просто пьяных с белою горячкой, помешавшихся и вот таких как Лариса, с которыми полиция не хотела связываться.

Дятлов пихая в бок Ларису выволок ее из машины.

– Полегче! – сказал Воронин. – А то нажалуется местным эскулапом. Накапают начальству.

– Да, я только так, чтобы смирно себя вела.