Александра Васильева - Тулэрги. По ту сторону дней

Она подошла ближе и опустилась на колени. Он был мертв и вряд ли мог отвести взгляд во избежание нежелательного знакомства. Кровь еще сочилась из раны, вытекая яркими пятнами сквозь разорванный шелк белоснежной сорочки. Она когда-то его уже видела, когда-то давно, вот только где? Ах да: он был принцем, законным наследником короны, которому мешали взойти на престол двое братьев, строя жестокие козни. Она очень за него тогда переживала, надрывая свое одинокое сердце. Добился ли он короны, или его убили до восшествия на престол? Ответа она не знала, а все, что вспомнила, обрывалось на завязке с интригами.

Молодое лицо, обрамленное темными локонами, останавливало на себе взгляд. Тонкие губы были разомкнуты, дыхание в них остыло. На нежной шее перестала пульсировать жизнь. Она уже поднесла ключ к его груди, как вдруг остановилась: «Не торопись, выбор может быть весьма сладок» – вспомнились ей слова ангела.

– Выбор? Разве у меня может быть выбор?

Она отдернула руку с ключом от сердца принца и, не понимая себя, встала с колен. Сделала несколько шагов по зеленой траве и снова принялась рвать цветы, дивясь их запахам и замысловатым соцветьям. В детстве рвать цветы ей не разрешали, только смотреть на них. Впереди послышалось журчание ручья. Прозрачная вода струилась по земле. Она бросила сорванные цветы в воду, и те, подхваченные течением, понеслись прочь.

Перейти вброд этот широкий, но мелкий ручей не составило бы особого труда. Так она и решила поступить, как вдруг заметила, что на дне ручья лежит человек. В первое мгновение ею овладел страх, однако вспомнив, что властна над любой смертью, она быстро пришла в себя. Отвращение прошло, уступив место любопытству. Неожиданно легко вытащив утопленника из воды, как будто он был не настоящим человеком, а муляжом, она положила его на траву лицом вверх. Он был мертв не более минуты. Жизнь, отнятая насильственно, в поспешности забыла свои краски, сохранив на лице его одухотворенное выражение. Широкий нос, густые брови и атласные губы, созданные для соблазна и только для него одного. Кем он был? Скорее всего, тоже принцем или камергером принца. Длинная серьга в ухе с гербом неведомой страны и расшитая золотом восточная одежда выдавали вельможу. Молодое смуглое лицо его, казалось, могло пригрезиться лишь искушенному художнику. В стране солнца, где появляются на свет такие лица, сейчас, наверное, плакали. Ярко-синий платок, какими принято покрывать головы высокородным особам, запутался в черных волосах. Одежда разметалась, обнажая красивое тело.

«Его нарочно столкнули в воду? Это был несчастный случай? Или он покончил с собой?»

Она приблизила руку к его груди – и улыбнулась, не обнаружив в пальцах ключа. Тот был в кармане. Посчитав это знаком, она поднялась и, недолго думая, перешагнула через смуглого юношу. В третий раз начала рвать цветы, впервые за многие годы ощущая себя самой собой. Вот как она должна была прожить свою жизнь: не прятать глаза, искать чужих взглядов, выбирать из них, осознавая свое превосходство. И пусть сейчас взгляды были потухшими, глаза полузакрытыми – азарт, который она ощущала, ни с чем в ее прожитой жизни не был сравним по остроте. Теперь она точно знала, что ищет. Идя по зеленой траве и перешагивая через трупы молодых красавцев, она больше не останавливалась.

В растворенные окна небольшой комнаты лился мягкий сумрак. Отшатываясь от длинных лучей лунного света, он проникал в углы и комкался там наподобие пыли. Невысокие стены были сплошь завешены картинами. Специально подобранные по размеру, картины окружали и искусно оттеняли собой предметы мебели: большой письменный стол, два кожаных кресла, секретер с тысячью ящиков на замках. Платяной шкаф упирался чуть ли не в потолок, оставляя свободной небольшую часть стены, но и туда помещались картины. Маленькие рамки их едва угадывались, создавая эффект потертого гобелена. Различить, что было изображено на всех этих полотнах, не представлялось возможным: краски их выцвели из-за ветхости.

За большим письменным столом, положив голову на руки, спал человек. Его спутанные волосы придавали безмятежному лицу неопрятный вид, хотя накрахмаленный ворот чистой рубашки, окаймленный черным галстуком, старался все исправить. Спал человек крепко, не ощущая неудобства от выбранной позы. Не шевелясь и не произнося ни звука, он казался одной из картин, отличающейся от прочих лишь тем, что не утратила красок.

Читать дальше