Лейла Элораби Салем - Владек Шейбал

Похороны были ранним утром. Все присутствующие – офицеры и Влад одеты в траурные костюмы. Процессия под конвоем немцев из гестапо двинулась из ворот больницы по направлению к лесу. Листья уже совсем пожелтели и осыпались, ярко светило солнце, но лучи его уже не грели. У укромного места под сосной была вырыта могила. Гроб осторожно опустили в нее и все присутствующие поляки бросили по горстке земли, и Владислав сделал тоже самое, тем самым отдав должное этому человеку.

После похорон офицеров также под конвоем провели в больницу. Пока они шли по мягкой влажной земле, у Владислава на глазах выступили слезы. Он видел кольцо – вооруженное кольцо охраны, он вспоминал решетки на окнах палаты, во всей больнице. Как наивно он мечтал еще недавно в концлагере Альтварпа, что стоит лишь выехать за ворота с колючей проволокой, пересечь черту воли-неволи и ты свободен и можешь бежать куда хочешь, куда глаза глядят. Ах, как он ошибался! Не только концлагерь, но вся Германия была тогда одной большой тюрьмой: для пленников, врагов, своих и чужих.

Через четыре дня после похорон польского офицера группу поляков, больных туберкулезом, вновь подняли глубокой ночью и с криками, бранью велели собирать вещи и идти к выходу. Среди них оказался и Владислав. Искренне попрощавшись с Парчови и остальными итальянцами, которые так тепло, так трепетно к нему относились, юноша вновь увидел перед собой поезд. Снова дорога. Только куда: на север или юг? О побеге не могло быть и речи. Он оказался обречен вместе с остальными, и если его не убили в Альтварпе, то легко смогут застрелить где-нибудь в лесу. Влад закрыл глаза, погружаясь в поток собственных чувств и мыслей – пока мог это сделать. А в кармане еще еще лежали иконы святых Антонио и Иза.

Поездка заняла два часа. Рано утром, когда едва забрезжил рассвет, поезд остановился в городе Киль, что севернее Старгата. Было холодно и сыро, небо заволокло тучами, под ногами желтела опавшая листва. Пленников поджидали офицеры гестапо. С нацеленными на них автоматами немцы велели полякам немедленно брать вещи и следовать вперед к тяжелым высоким воротам – новый, еще один концлагерь. Ворота за их спинами гулко закрылись, на миг наступила зловещая тишина. Владислав чувствовал, как темная, покрытая сырыми опилками дорога расходится в его душе, явственно ощущал биение собственного сердца и поток крови по сосудам и венам. Он снова прибыл туда, откуда хотел сбежать – в плен, и снова позади него стена с колючей проволокой. Все вернулось на круги своя. От потерпевшего поражения, от собственного бессилия хотелось плакать. Блуждающим, странно-отрешенным взором Влад взглянул на хмурые небеса, из которых вскоре пойдет дождь; ни голубя, ни какой иной птицы не пролетало над головой. С тревогой и грустью юноша решил покориться судьбе: если суждено умереть, то пусть будет так.

Пленников провели мимо бараков и казарм в отдельное здание, что-то вроде больницы, только серое, грязное. Их разместили по комнатам, там стояли койки – уж лучше соломы на холодном полу. Больные переоделись в белые штаны и рубахи, разместились каждый на своем месте. Вечером их навестил доктор, русский по национальности. Он осмотрел каждого пленного, задал на своем языке вопросы, но те, глядя ему в лицо, лишь пожимали плечами: они не понимали его речи. Устало вздохнув и сняв очки, доктор окинул взором комнату, громко спросил:

– Кто из вас говорит по-русски?

Все молчали, очевидно, поняв что-то из родственной, однако, чужой речи, но так никто не ответил. С удивлением врач пожал плечами и повторил свой вопрос.

– Что, никто не понимает русский язык?

И тут из дальнего угла вышел невысокий смуглый молодой человек не старше двадцати лет. Он робко приблизился к доктору, проговорил:

– Я… я немного говорю на вашем языке.

– Почему же вы так долго молчали, молодой человек? – удивленно воскликнул тот, однако был рад найти себе переводчика.

– Я боялся, что меня не так поймут поляки.

– Вы не поляк?

– Я родился в Польше, жил до того, как меня захватили в плен, но по национальности я армянин.

– Это сразу видно, хотя я подумал, что вы еврей. Как вас зовут, юноша?

– Владислав, у меня есть еще имя из советского паспорта – Владимир.

– Как вы хотели бы, чтобы я к вам обращался?

– Владислав, ну или просто Влад.

– Хорошо, Влад, я вас запомнил, а теперь попрошу вас передать, перевести мои слова: я врач из Советского Союза, отныне буду следить за вашим здоровьем и постараюсь вылечить всех от туберкулеза. Вам будет предоставлено все необходимое: отдых, еда, медикаменты, однако не забывайте, что здесь концлагерь, а не госпиталь, за ваше любое неповиновение вы отвечаете головой.