Ветас Разносторонний - Полое собрание сочинений

Хитом, конечно, этой песне не суждено было стать, но Сева её услышал и даже маленько пустил слезу.

– Сука ты, Матильда! Ведь умеешь, когда выхода нет и скручивает?!

«Поживи с моё, посмотрим, что сам запоёшь, Севанька…» – подумала в ответ уставшая черепашка, но Сева её понял.

Овал солнца утонул в грязной глади озера, а небо осыпало себя белыми искрящимися точками, которые люди называли звёздами. Сева-то знал, что это такое на самом деле. Он ещё долго сидел на берегу, смотрел внутрь себя, слушал мир снаружи и чувствовал, что взрослая жизнь подкралась и неумолимо стоит… Рядом ползала Матильда Мексикановна.

– Да расслабься ты! Что скукожился? Боишься меня, что ли? Или гвоздь из стула торчит?

– Не-е-е. Ни паюсь. У тибя тома красивие вещ. Картин. Статуйка. Китар. Люстор таже ест. Меня не привик к такой вещме, – сидящий на стуле парень-таджик, обводил взглядом предметы вокруг, не двигая головой.

– Так, говоришь, из Фигася приехал? – Сева суетливо бегал около подоконника, поливая странные кусты, искоса бросая взгляд на азиата, который сидел уже пять минут в странной, по мнению Севы, позе.

– Та-а. Ис Фикася приехаль. Та-а! – кепи, на два размера больше, чем голова, часто съезжала на глаза, и парень смущенно, неуклюже поправлял её рукой, не отводя глаз от заметной только ему одному точки в подпространстве пространства комнаты Севы.

– Что там нового, в деревушке той? Я уже четыре года не был там. Пикассина случайно не знаешь? Не уехал он ещё? – управившись с поливом растений, Сева начал крутить самокрутки, насыпая из кисета в папиросную бумагу фиолетовый табак.

– Не-е-е. Пикасяна не знай. Новая завот напастроиле. И многие фирмеле. Бизнесу телать будут, – кепка в очередной раз съехала на глаза, парень снял её с головы, маленько помял и снова надел. Из кармана рубахи выглядывала пластмассовая расческа и обложка паспорта.

– Понятно, на, держи, – Сева протянул азиату самокрутку и спички. – Так, что ты говоришь за дело у тебя? Твои холопчики за дверью стоят, может, их пригласить в комнату?

– Нената, пасибе, – кивнул гость Севы. Взял протянутую самокрутку и спички. Затянувшись, сильно закашлялся, а за дверью послышалась возня и настороженный гам. Потом в дверь тихонько постучали.

– Бельгере мелепе. Пештельме бихтерма! Затыкнитеся пестес! – громко крикнул парень, прокашлявшись.

– Мдя, – хихикнул Сева, выпуская кольцо дыма. – Так что же тебя ко мне привело, друг мой?

– «Калифорний морской лэпэтэ» послать меня и мая напаркина запирать закаса. И закасывать твоя. Ми куильлери.

– Курьеры?

– Та! Куильлери.

– Киллеры?!

– Та! – вытаскивая из нагрудного кармана что-то, похожее на нож, азиат попытался встать со стула, но…

– Какого черта?! – заорав во всю глотку, Сева подбежал к стулу, на котором сидел азиат, схватил гитару, стоявшую рядом, и со всего размаха ударил его по голове. Посыпались искры.

Опомнившись, Сева поставил лейку на подоконник и повернулся к парню, сидевшему все это время на стуле и не сводившему глаз от заметной только ему точки. Сева что-то хотел было сказать ему, но уже забыл, а про себя подумал: «Конечно же, курьеры! Кто же еще?»

– Я клянусь тебе, это была кожа! Настоящая! Или ты думаешь, что я дермантин от кожи не отличаю?! – Сева шептал громко, озираясь по сторонам.

– Да хто тебе поверит? Ты, Севанька, на себя со стороны посмотри, это же уму непостижимо! Как полудурок! Зачем залез на гладильну доску-то? Зачем грелку к галаве приматал? А хде штаны тваи? Я ужо про труселя не спрашиваю… Э-э-эх! – соседка Зоя Мескалиновна сидела в кресле-качалке и потягивала через трубочку из бокала абсент.

– Ты-ы-ы-ы! Мне-е-е-е! Не веришь?! – попытался заорать Сева, но у него получилось лишь громкое шипение.

– Наверной, нет. У моря нет кожи, Сева. Это любой первоклашка знат. Да и Джульбарс мой не могет дышать под водой, – соседка начала раскачиваться взад-вперед и медленно мотылять головой из стороны в сторону…

Было похоже, что старушка входит в транс. Вдруг она резко вскочила из кресла и заорала:

– Ты куда, скатина костяная, прёшь? Молоко не тронь, падла! Джулик еще не кушал!

Мескалиновна проковыляла к двери, нагнулась, и кряхтя подняла с пола ползущую на кухню черепашку Матильду, Севину любимицу.

– А еще я спрятал море в раковину. Она у меня вот, с собой, – и Сева протянул руку, в которой он сжимал обычную морскую раковину Рапаны.