– Н. Не подойдет, наверное?
– Да он и не согласится.
– А Б.?
– Да ты что, нет конечно.
– Согласен, не годится.
Кажется, они перебрали уже всех и на некоторое время замолчали, но потом Вирбицкас вдруг назвал нашего учителя физкультуры:
– А Макаров? Василий Алексеевич.
Отец посмотрел на него, помолчал и ответил:
– А ты знаешь, этот сможет. Точно, из него получится директор.
– Ну вот видишь, – Вирбицкас был доволен, – у него и образование есть, он же учителем географии раньше был.
– Так. – Это слово у отца звучало часто и заменяло ему сразу несколько слов, как в польском: и «да», и «хорошо», и «согласен».
Ягода, картошка и прочее…
История шестая
Сначала в школе был один грузовик ГАЗ-51, и отец был по совместительству его водителем, потом добавился еще один, из списанного совхозом, но не на ходу. Этот второй восстанавливали с помощью учеников (так началось в школе автодело). Еще позже, когда в школе автодело было уже официально введено, и все выпускники школы получали профессиональные права водителя 3-го класса, появился третий грузовик. Этот был исправен, но почему-то чаще других ломался. Потом гараж школы дополнил тоже не новый «Москвич-408» и автобус ПAЗик. Конечно, на всем этом ездил уже не только отец, но его вклад в становлении этой колесной гвардии и ее месте в школьной жизни, был, безусловно основным. Но речь не об этом…
В селе нашем нет полей. Катунь-река, а вокруг плотный сосновый лес. С огородами было туго. Потому совхозу выделяли земли в других местах района, благо он весьма богат и полями тоже. В том числе выделяли землю населению под посадку картошки. Земля выделялась и школе. Обычно это были предгорья в окрестностях Сросток, от нас около сорока километров. Понятно, что в этот «огород» не набегаешься, ездили туда ровно четыре раза в год: сажать картошку в конце мая, полоть (тут это до сих пор называется «тяпать»), затем в июле – окучивать и где-то в сентябре – выкапывать урожай. Естественно, школу на картошку возил отец. Особенно были интересны давние – первые поездки, когда в кузове грузовика тесно друг к другу усаживались учителя со своими семействами. Ехали долго, шумно, с песнями и байками. В кабине с отцом сидел кто-нибудь из пожилых женщин, а мы с мамой и братом всегда ездили со всеми в кузове. По Чуйскому ехать было скучновато, да и при относительно большой скорости приходилось прятаться от ветра, кутаться в зимние одежки и завязывать шапки, а вот когда в Сростках поворачивали от Катуни налево в глубь холмистых полей, то ехали неспешно. Машина иногда взбиралась на крутые горки с таким натягом, что казалось, ей и не выбраться на верх. Вот эту часть пути я любил и за эти подъемы-спуски, но главное – за удивительные виды и дали, которые открывались с горок. Видно было далеко во все стороны: и уже настоящие горы вдалеке, и поля с пятнами рощиц и лесов. Еще было традицией остановиться у хлебного магазина в Сростках, что стоял прямо у дороги. Там покупали хлеб – обычную буханку. Он был всегда горячим и необыкновенно вкусным. Нигде больше я не ел такого вкусного хлеба, но и там теперь его тоже нет, хотя магазин, кажется, все еще на месте. За Сростками на некоторое время народ затихал, невозможно было оторваться от открывшихся картин, но потом снова балагурил, пел и шумел нестройным хором сразу нескольких разговоров по разным компаниям, с еще большей силой и радостью. Однако дорога эта утомляла, и к концу ее обычно было уже не до смеха, а выбирались из кузова уже люди серьезные, им предстояло трудиться. Картошки тогда сажали много, основной продукт как-никак, обычно на семью приходилось около десяти соток, что даже семье из четырех человек гарантировало тяжелую и нудную работу на весь день.
Отец, высадив всех своих пассажиров, отгонял машину куда-нибудь в укромное место под тень берез и вместе с нами приступал к работе. У него уставали руки от руля без гидроусилителя при езде по извилистой грунтовке с непрерывными переключениями передач, но я не помню, чтобы он когда-нибудь отдыхал после дороги перед тем, как взять лопату или тяпку. Когда мы с братом были еще маленькими и не выдерживали работы наравне со взрослыми, то нас отпускали побегать по горкам-холмам рядом с полем. Горки были крутые, иногда, чтобы на них забраться, приходилось ползти на четвереньках, хватаясь за кусты или крепкие стебли высокой травы. Было много цветов. Самых разных, ярких и крупных. Почему-то там они, хорошо знакомые нам и по собственному лесу, были ярче и крупнее. Это были и оранжевые жарки (там их называли «огоньки»), и дикие ирисы, и огромные лилии, и множество не таких ярких, но не менее красивых других цветов. Букеты не рвали, потому что довезти цветы до дома получалось редко. Но вот клубники в июле собирали много и не всегда съедали ягоду сразу, а немного набирали и домой. Эта полевая ягода была душиста и горяча от степного солнца.
Читать дальше