Владимир Львовский - Полвека – как мгновение, или Ещё 50, пожалуйста!

Были смешные случаи. Например, пришли как-то вышеупомянутые работники районной прокуратуры и потребовали загрузить им в багажник пять ящиков спирта «Рояль», невероятно популярного тогда. Устав от переговоров с ними, я сказал, что мне надо посоветоваться с папой, и убежал звонить в телефонный автомат.

Вернувшись, я с очень серьезным видом предложил им заехать в Большой дом на Литейном и спросить там подполковника Львовского для дальнейших переговоров. Типа мой отец сегодня на месте и готов им все «объяснить». Блеф подействовал, и ребята, сняв свои претензии, растворились в неизвестном направлении.

Прошло полгода, и один из этих придурков заявился вновь, пытаясь уже просить помощи в решении какого-то своего мутного вопроса с ФСБ. Мне было, конечно, смешно и пришлось сказать, что отец в командировке. При этом я закатил глаза и отвел их в сторону. Что это значило, сам бы не смог объяснить, но чудак понял и опять исчез, больше уже никогда не попадаясь мне на пути.

Кроме серых трудовых будней были дни, а иногда и недели, переходившие в месяцы суперкушей. Об одном из таких стоит рассказать. Сидел я как то в ларьке у пригородных касс на вокзале и увидел проходящего мимо невероятно худого юношу с огромной копной волос на голове и в костюме из жатого шелка – цвета бордо/электрик. Его облик показался смутно знакомым, лицо располагало к доверию, и я вспомнил что зовут его Рома, что учился он, как и я, в ЛИИЖТе, а видел я его то ли в комитете комсомола, то ли в профкоме. Я вышел, мы мило пообщались и договорились встретиться в офисе его компаньона Бори на Исполкомской.

На следующий день историческая встреча состоялась. На ней выяснилось, что все мы учились в одном институте и имеем общий пятый пункт советской анкеты, что у Бори арендовано бомбоубежище, забитое спиртом «Рояль» по приемлемой цене. А с реализацией пока не очень. Обсудив детали и ударив по рукам, приступили к делу. На следующее утро я пригнал грузовик к бомбоубежищу и загрузил ларьки до самого верха. Весь спирт не влез, и остатки я продавал прямо с грузовика. Сломав цену всему вокзалу, легко устранил всех конкурентов, кроме одного, с которым мы просто договорились, проведя раздел территории по середине вокзала и установив жесткую цену. Вот такой вот первый картельный сговор.

Каждый день я вставал в семь утра и бежал на улицу ловить грузовик: использовать один и тот же было опасно, чтобы водитель не навел на склад. Ехал на грузовике на Исполкомскую, там мы втроем загружали его «Роялем» под завязку. Таскать «Рояль» из бомбоубежища было ужасно неудобно: низкие, длинные коридоры, беспрерывные ступеньки. Но грузчиков мы опасались нанимать по той же причине.

Потом я отправлялся в Купчино и начинал разгрузку там, затем ехал на вокзал и выгружал всё на землю перед ларьком, к которому тут же выстраивалась очередь, остатки допродавались с машины. С транспортной милицией имелась договоренность, и они охраняли эту торговлю за тот же «Рояль». Так что все было тихо, спокойно без особых эксцессов. К вечеру, когда оставались только пустые коробки, я ехал на такси снимать кассу в Купчино и возвращался на вокзал, где забирал всю прочую выручку. Продавцам было запрещено сдавать купюры меньше двадцати пяти рублей, в основном пятьдесят и сто. Таких денег каждый раз к вечеру я набивал шесть коробок от «Рояля», и они по три коробки умещались в огромных авиационных полосатых сумках «мечта оккупанта». Сгибаясь – теперь уже под тяжестью денег, – я ехал домой на пойманном частнике, только на заднем сиденье и только сидя за водителем.

Перемещение через проходной двор и вход в темный подъезд напоминали операцию спецназа по штурму Белого дома. Слава богу, никому в голову не приходило, что в этих сумках деньги, иначе бы ничего не спасло от черепно-мозговых травм.

Вечером при закрытых шторах до часу ночи пересчитывал деньги. Наутро ловил машину, ехал сдавать их Борьке и грузить новую партию спирта; и так каждый день без выходных. Что-то подсказывало мне, что это не вечная история, поэтому и не давал себе отдыха.

Каждый день я зарабатывал на новый автомобиль, научился по толщине пачки определять количество купюр в ней, а тратить эти деньги было просто некогда, да и не на что. Они, изматывая своим количеством, лежали дома везде в тех самых коробках из-под спирта. Было страшно их тратить, чтобы не светиться. Это очень странное чувство, когда тебе кажется, что можешь купить все, и именно это, несмотря на двадцать один год, вызывает другие чувства: пресыщение и абсолютное нежелание чего-либо хотеть. Наверное, в то время у меня не была развита фантазия или рынка услуг не было вообще, проседал, но, может, это меня и спасло.