Как раз тогда в городе начали очищать улицы от домов-развалин, поэтому сестра катила коляску по дорогам известным, но меняющимся часто. На очередной груде бывшего дома тройное «мяу» в пятнышках и полосочках, совсем маленькие котята без кошки. А дальше случилось то, за что я безмерно уважаю свою сестру.
88-й год – это ещё не памперсы. Сменные пелёнки в сумке на ремне, сумка – на ручке коляски. Сестра самым естественным образом вытряхивает прокипячёные и поглаженные детские вещи к спящей Машке, блохастых орущих котят – в пелёночную сумку, и домой.
Вечером, наведавшись к ним в гости, я увидела следующее: сидит Мариша в кресле в их коммунальной комнате, кормит грудью дочь, рядом в ногах три серых, чистых и сытых полосатых комочка, которые о чём-то мурчат.
Несколько слов об их жилье. Первый этаж старого деревянного дома, сырость. Потолок под соседским фортепиано в углу просел неимоверно. Проваливающийся пол в санузле, там крыса под досками опять родила, и крысята пищат, как любые дети, искренне и громко. А ещё крысы постоянно оставляют следы на кафельной плитке и раковине и таскают дефицитное талонное мыло. В общей кухне на столе соседки ковёр из тараканов на вчерашних объедках. Сама соседка – выжившая из ума старушка, обрезает бельевые верёвки с пелёнками молодой семьи. Старушка против – против мира, детей, против жизни. Ей очень плохо, так, что не удержать в себе, «плохо» плещет через край, прорывается к живым скандалами и некрасивыми поступками. Таковы будни того времени моей сестры. Поэтому котята – это скорее гармонизация хаоса, чем внесение ещё большей неразберихи в их тогдашнюю жизнь.
Чуть позже, когда те малыши были розданы, на Маришу с Машкой-в-коляске в одну из прогулок выбросили собаку с пятого этажа. Собака упала в кусты, но осталась жива. Конечно, её приняли, начали лечить, дали имя. И ещё была какая-то кошка, уже не помню подробностей. А сестра только тихо улыбалась среди этого перемещения причин и следствий, кормила кого-нибудь, провожала, встречала. Не слушала укоров и насмешек, и всё у неё было хорошо. Правда, перестала петь.
Потом умерла та злая соседка, и ещё сорок дней в их квартире творилась мистика с летающими вазами, бельевые верёвки рвались сами собою, и без особых причин падала посуда.
Она всё-таки надорвалась – чуть позже, жизнь надломила в ней что-то, нежность ушла из голоса, а сила глаз стала беспощадной и холодной.
К ним пришла большая квартира, случился развод и неуход, родился третий ребёнок – сын, произошла пара чудесных исцелений и много ещё чего. Мы отдалились и однажды перестали понимать друг друга. Да и сестра больше никого не спасает, милосердие её сердца истощилось однажды, и родник пересох. Но жалко именно песен, тех, что пропали в конце восьмидесятых. Моя сестра очень хорошо их пела, очень хорошо.
Любимые песни, книжки. Любимые места: приедешь, а не то, уже не то.
Посылки из прошлого не находят адресатов – мы меняем свой отпечаток в жизни, и нас больше не узнать. Прошлое не различит нас в толпе и пройдёт мимо. Это хорошо.
Я помню тот город как бесконечную череду дождей и серых дней. Холодно, одиноко, и тополя бьются ночами широкими ладонями в наши окна: «уйти… уйти…» Сырая зябкая осень, и я знаю, что никогда не вернусь.
Но…
По приезде сюда через несколько лет я вдруг обнаружила солнечные улицы, фонтаны, речные плёсы и чистые бесконечные пляжи мелкого белого песка. Я шла по городу иноземцем-первопроходцем. Мы с детьми заглядывали в чудные ресторанчики, затейливые кафешки, и, если к нам обращались, чтобы спросить дорогу, я отвечала:
– Мы не местные. Прошу прощения, сами плутаем.
Я с таким рвением постаралась забыть тот город, что теперь терялась на улицах, где когда-то мы играли в следопытов.
Зато мы можем вернуться и прикрыть силой подросших крыльев того, кто до сих пор плачет там, в городе детства среди серых дней, жалкий и никчёмный, маленький в своей огромной беде, из которой хочет убежать, да не может. Обязательно вернуться глыбой света и тепла, отогреть и шепнуть в самый центр своей души:
– Не отчаивайся. Однажды ты окажешься в сияющем солнечном городе с фонтанами и бескрайней рекой. Перестань плакать, возьми карандаши и нарисуй всё это, а я тебе сейчас расскажу ещё…
В тот свой приезд я говорила и со случайными прохожими на улице, и с продавцами в магазинах, даже со своими близкими, которые так и живут там. Все они доказывали мне, что вокруг – серые дни и дождь, и никто из них не знает ни ту реку, ни те пляжи.
Читать дальше