Алексей Волков - Дверь

Наступила пауза. На миг воцарилась темнота, а потом возникло свечение, подобное тому, которое появляется в конце фильма, когда заканчивается основная плёнка и идёт её обрезок. Кресты, мерцание и потрескивание длились, как казалось, буквально полминуты, не более…

Дверь долго не поддавалась, сопротивлялась натиску честно и упорно, до последнего оберегая того, кто оказался за ней, но вот наконец-то одна петля не выдержала, хрустнула и поддалась, дверь немного наклонилась, охнула и упала с грохотом на холодный каменный пол большой квадратной комнаты, посреди которой возвышался огромный, как древняя космическая пирамида, стог слегка подгнившего, пахнущего ностальгическими нотками раннего детства сена. Десяток немецких солдат во главе с рыжеволосым, немного растерянным и взволнованным оберштурмбаннфюрером ворвались в помещение и попали в круг луча солнечного света, ниспадавшего из небольшого круглого окошка под потолком. Они вымотались и были готовы уничтожить и порвать беглеца, который доставил им столько лишних и столь ненужных уже теперь хлопот.

В самом уголке нижней части покосившегося стога они заметили фигуру почти нагого человека, лежавшего на животе в неестественной позе.

С криками и бранью они подбежали к нему и перевернули его с живота на спину. Перед ними лежал удивительно красивый, как будто немного улыбающийся, казалось, ещё даже с розовым румянцем на щеках мёртвый старик, в застывших, но удивительно картинных чертах лица которого словно через пелену или какой то местный, незнакомый туман читались нотки чего-то удивительно доброго, нежного, почти младенческого, совсем далёкого и удивительно близкого…

Будучи ещё совсем маленьким человечком, он очень любил смотреть на огонь в старом, тучном камине, который стоял в кабинете его дедушки. Этот жёлтый, постоянный и бесконечно разнообразный свет напоминал ему минуты рождения, тепло мамы, свет её улыбки и прикосновений. Он мог часами лежать в своей маленькой кроватке и любоваться этим чудом. Взрослые удивлялись тому, что малыш практически не плачет. Просто он был в постоянном общении и узнавал в эти дни очень и очень многое.

Потом, став побольше, он пробегал мимо дверей кабинета и в недоумении смотрел на то, как старик подолгу сидел, уставившись в одну точку, расположенную где-то в топке горящего камина. «Как же можно скучно и неинтересно проводить время. Ведь за окном и за дверью столько неповторимого, столько многоцветного. Ну как можно сидеть возле этой старой махины и смотреть бог знает на что?» С такими мыслями он выбегал во двор и допоздна гонял с ребятами по парку и окрестным улицам, рвал яблоки и играл в войнушку.

Потом он много учился и добивался своими силами немалых успехов. Дверь в дедушкин кабинет была постоянно закрыта, потому что дедушки к тому времени уже не стало, а старый камин никто не топил, и он стоял холодный и печальный в заброшенной временем и людьми комнате. Лишь раз в неделю мама делала уборку, протирала камин от пыли. В эти минуты ему, верно, было немного приятно.

Потом молодой человек много и упорно работал и делал успешную карьеру. У него появились деньги, жена и очаровательные дети. Иногда в минуты блаженства он заходил в старый дедушкин кабинет, разжигал камин, любовался огнём и мечтал о своих будущих свершениях. Пламя напоминало ему бесконечность бытия, силу человеческого стремления и великие перспективы. Он мечтал догонять, перегонять, удивлять и наслаждаться достигнутым.

Время неслось быстро. Достижения на работе и в жизни достигли своего апогея и перестали будоражить и радовать душу. Он всё чаще заходил в комнату с камином, чтобы просто посидеть возле открытого огня.

Дети выросли быстро и покинули родное гнездо. Работа закончилась, и началась пенсионная жизнь. Лишь жена и старый терьер напоминали ему о том, что существует что-то земное. Он практически не выходил из дедушкиного кабинета, разжигал камин и смотрел на языки оранжевого пламени. В эти мгновенья он понимал, что существует только его душевная наполненность и огонь, который своим тихим потрескиванием подтверждал, что многое, что было сделано в этой жизни, было сделано не зря. Миг начала и приближение конца ощущались единым мгновеньем, как будто часы секундной стрелкой сделали «И… раз». Но в душе его был багаж и ощущение, что миг его жизни на самом деле близок к вечности. Он понял, что очень прост, и практически незащищён, и раздет. Всё сложное, проблемное и такое важное вышло из представления его «мига жизни». Остались только вздох, улыбка младенца, мамины тепло и аромат, понимание всей важности простых и добрых поступков, которых было немного в его жизни, но которые всё-таки были и создали вес его души. И вот вес его души и пламя старого камина продолжали вести неспешный диалог и практически слились друг с другом. Уже сложно было различить, где он, а где огонь. Наступало то, что и должно было наступить, – понимание того, что камин – это то, к чему он шёл всю свою жизнь. И никогда он ещё не был так честен, и никогда ещё не было такого чёткого понимания бесконечного пламени и бесконечного преобразования того удивительного грамма добра и света, которым наполнилась душа старого человека. Ему казалось, что он наконец услышал Голос.