Андрей Саженюк - Попытки внести ясность

– А мне понравилось, прекрасный фильм, и вообще, что это за привычка все высмеивать?

Пришла повестка из военкомата, начались медкомиссии, все шло к тому, что наш роман скоро закончится. Рентгеновские снимки почему-то делали прямо на пересыльном пункте, на Холодильной. Холодильная была легендарным местом, о котором я много слышал, а тут впервые увидел воочию. Нары, бритоголовые пацаны, громкоговоритель выкликает команды призывников выходить строиться. В последний момент дали отсрочку до весны.

У меня начали сдавать нервы, и я стал совершать странные поступки. Например, однажды утром я остановил станок, подошел к мастеру и сказал, что мне нужно срочно уйти с работы. «А в чем причина?» – «Семейные обстоятельства…» Я ехал к ней, сначала на 58-м, потом на 20-м автобусах через весь город, для того чтобы внести ясность. Я знал, что она дома, в тот день пары у нее начинались после обеда.

Ольга открыла мне дверь сонная, в домашнем халате, дома никого не было. На разложенном диван-кровати еще лежала постель. Она убрала постель, мы сложили диван-кровать, сели рядом, и я потребовал вернуть мне мои письма. Сейчас сложно до конца понять, что происходило тогда в моем воспаленном мозгу. Хорошо, я решил внести ясность, а причем тут письма? То есть письма были доказательством моих чувств, моей слабости, следовательно, они продолжали нас связывать, и я вообразил, что это будет сильный ход, если уничтожить эти улики? Или другое объяснение – когда я их писал, я подразумевал что-то получить в ответ, письма были как аванс, задаток. Но поскольку я ничего не получил, надо забрать задаток? Отдавай мои игрушки? Или я и не собирался забирать, просто надеялся этим шантажом выжать из нее хоть какие-то эмоции, вывести на разговор? Она пожала плечами и спокойно, без объяснений, ответила:

– И не собираюсь.

Я уехал озадаченный и немного обнадеженный – почему не хочет отдавать? Значит, что-то у нее ко мне осталось?

В конце октября прошли дожди, а в ноябре стало солнечно и морозно. Утром на земле, на ворохах еще мокрой, тяжелой, опревшей листвы блестел иней. Но ничего не менялось в наших отношениях. Вымученные встречи, вечные ссылки на занятость в институте…

Где-то в конце ноября однажды вечером я понял, что так дальше продолжаться не может. Около восьми вечера я приехал к Ольге, у нее в гостях была подруга, ее звали Вера, они увлеченно изучали по журналу мод какие-то выкройки, мой визит был опять некстати, они мне это давали понять, не обращая на меня особого внимания. Пришлось вызвать Ольгу в подъезд и объявить свое решение:

– Я к тебе больше не приду и тебя очень прошу ко мне тоже больше не приходить.

Я вышел на улицу. «Какие все-таки холодные имена – Ольга, Вера … » Было новое ощущение свободы, гордости за себя, я поставил точку, внес ясность, последнее слово осталось за мной. И было больно, пусто в то же самое время.

20-й автобус довез до остановки «Сад Кирова». Гастроном у остановки еще работал. Длинный полупустой зал. Прилавки со стеклянными закругленными витринами, мраморные полы с мозаикой, табаки, соки-воды, кондитерский, крупы, мясной, вино-водочный… Купил бутылку приторного яблочного вина, другого ничего не было. Дорога до дома проходила через маленький парк. В середине парка стоял лепной фонтан в виде чаши, который никогда не работал, вокруг фонтана круглая клумба с пожухшими подмороженными цветами, несколько дорожек, несколько скамеек, традиционные фигуры матери с ребенком, физкультурницы с веслом, пионера, отдающего салют. Когда я проходил через парк, эти белые фигуры просвечивали в темноте сквозь голые ветки деревьев.

Конечная остановка называлась «Дом отдыха». Шли по дощатому скрипучему тротуару мимо маленьких двухэтажных корпусов бежевого цвета, цветочных клумб у подъездов, немногочисленных отдыхающих на скамеечках, мимо бронзового бюста Ленина перед столовой. В продмаге купили зеленых груш и две бутылки «Жигулевского». Дом отдыха заканчивался кочегаркой с горой угля у входа. Здесь тротуар обрывался, и начиналась тропа.

Рита запевает:

Слева от нас заросли крапивы в человеческий рост, справа – репейник и дикая малина. Она останавливается, отгибает ветки, отыскивая ягодки, ест сама, дает попробовать. Я не выдерживаю, хватаю ее за плечи, разворачиваю к себе, целую шею, щеки, губы.