Питер Чейни: Со второй попытки

Дождь прекратился и выглянуло солнце. Асфальтовое покрытие шоссе, прихотливо петлявшего среди зеленых холмов, стало похоже на блестящую шелковую ленту. Слева от меня тянулись изгороди из цветущего кустарника, за которыми скрывались деревянные домики.

Я нажал на педаль газа и машина помчалась быстрее. На душе было легко, я никогда не чувствовал себя более счастливым, и в голову приходили разные мысли 0 жизни.

Какой-то философ сказал, что образ жизни человека определяется складом его, ума. Я не совсем согласен с этим. По-моему, он определяется еще и готовностью человека к риску. Кому не приходилось рисковать жизнью, тот ничего о ней не знает. Понимаете, что я хочу сказать?

Не то, чтобы я постоянно рисковал жизнью. Нет. И потом неизвестно, как я поведу себя после женитьбы. Кое-кто считает, что я не слишком подхожу для семейной жизни. Во всяком случае, существует еще одно изречение, которое гласит, что характер человека определяется его жизненным опытом. Я столько повидал на своем веку, что у меня должен быть дьявольски сильный характер.

Меня зовут Николас Гейл. Моя мать — американка, родом из Вермонта. Не знаю, что заставило ее покинуть родной штат и приехать в Англию. Наверное, она руководствовалась в этом случае своим чутьем, что и мне завещала делать. Здесь она встретила Гейла, полуангличанина-полуирландца, и на этом ее странствия кончились. Она не вернулась домой, отказавшись от родного города и кленового сиропа, которым тот славился.

По-моему, она поступила правильно. Она была красавицей и могла выйти замуж за любого мужчину, но из всех выбрала Гейла.

Он был предприимчивый, отчаянно храбрый и коварный человек. В его натуре сочетались льстивость и сладкогласие ирландца с несокрушимым здравым смыслом англичанина. По словам матери, своей речью он мог зачаровать птицу на дереве. Она говорила мне, что когда я вырасту, то буду похож на отца.

При воспоминании о матери я улыбнулся.

Проехав деревушку Риклинг, я свернул на узкую дорогу, ведущую в Истборн. Я не обращал особого внимания на места, по которым я проезжал. Мои мысли были заняты более важным — женщиной. Вообще, я часто размышляю о женщинах. При моей работе, если можно назвать работой то, чем я занимался всю войну, — это дает необходимую разрядку и отвлекает от мыслей об опасности. Но теперь я понял, что думать об одной определенной женщине — это нечто совсем иное. Может быть, мне предстоит открыть новую страницу своей жизни!

Я миновал Истборн и дорогой, идущей по берегу моря, добрался до Брайтона. Не знаю, что заставило меня остановиться возле отеля при выезде из города. Наверное, часы на щитке машины — они показывали 18.30, а это было время для выпивки.

Я зашел в бар и совершенно неожиданно увидел Финни, стоявшего у дальнего конца стойки из красного дерева и любезничавшего с барменшей. Он ничуть не изменился и выглядел таким же, как всегда — пухлым, беспечным, с живым блеском в глазах. В любой ситуации он ухитрялся сохранять свой ангельский вид.

Увидев меня, Финни поднял брови.

— Надо же, случается иногда в жизни такое, — сказал он. — Рад видеть тебя, старина. Оказывается, мир тесен.

— Привет, — ответил я. — А я думал, что ты уехал в Канаду.

— Ну ее на фиг, — сказал Финни. — Вопреки всему, что говорят об Англии, она все-таки нравится мне. Я слышал, что ты ушел в отставку?

Я кивнул. Финни заказал два двойных виски с содовой.

— Ну, и как ты чувствуешь себя после этого, Ники? — спросил он.

— Не знаю. Еще не успел свыкнуться со свободой. Мне дали пять тысяч фунтов и медаль. Я чувствую себя как рыба, вытащенная из воды.

— Так и должно быть, — успокоил меня Финни. — Ты счастливчик, Ники. Никому, кроме тебя, не удалось так удачно выскочить из этой проклятой войны. Ты ничуть не изменился. Что собираешься делать?

— Точно не знаю. Кажется, женюсь.

Финни присвистнул.

— Ты — и вдруг женитьба!

— Почему бы и нет? — спросил я. — Надеюсь, законом это не запрещается?

— Нет. Наверное, на той брюнетке?

Я удивленно посмотрел на него.

— На какой еще брюнетке?

Финни отпил виски и сказал:

— Ну, если ты не знаешь на какой, то я и подавно.

Он достал из кармана пачку сигарет и закурил, бросив на меня многозначительный взгляд.

— В чем дело? Что за брюнетка? Я не собираюсь жениться ни на какой брюнетке.