Бранко Хмелич - Дым. Рассказы

Так Рич вдруг оправдал своё имя, которое, если помните, подобрали ему когда-то с трудом, в спорах. Он показал, что заслуживает зваться Ричардом.

Ричард Львиное Сердце.

* * *

Прошёл год; близилась вторая зима, которую суждено ему было провести почти безвылазно в «вольере». После той, второй драки Рича практически перестали выпускать надолго во двор; правда, Джека теперь тоже совсем не спускали с цепи, но это было, признаться, довольно слабым утешением…

Маленькая Хозяйка не то, чтобы совсем перестала его выгуливать, но случалось это теперь всё реже и совсем не регулярно, как прежде. Так что почти всё время приходилось сидеть в проклятом «вольере». Правда, Ричу ежедневно позволялось теперь немного, минут от силы десять, побегать на свободе – благодаря Тёще. Но была такая поблажка вызвана отнюдь не хорошим её отношением или даже жалостью. Просто, сидя безвылазно в своём закутке, Рич очень скоро совершенно загадил его. Моча уже не впитывалась в землю, а кучи теперь были даже на крыше будки: ну просто негде больше было уже пристроиться… Вот и приходилось его выпускать, чтоб он сделал свои дела где-нибудь во дворе. Рич был пёс сообразительный: выскочив из «вольера», он не бегал по двору бессмысленно, не резвился – а сразу же кидался куда-нибудь в укромное место, зная, что времени у него мало. Он не обращал даже никакого внимания на исходившего в таких случаях хриплым лаем Джека.

Так что вскоре «вольер» почистили (отец даже самолично присыпал зловонные лужи чистым песочком), кучи были убраны, произведён был кое-какой незначительный ремонт – и всё, наконец, наладилось.

Теперь уже – окончательно.

Вот только выл он иногда ночами по-прежнему нестерпимо… хоть, впрочем, и много реже, чем в первое время. И закончим мы эту часть повествования о Риче случаем, произошедшим в новогоднюю ночь, ближе к утру, но ещё затемно.

(Отец)

«Тот Новый год у нас на редкость неудачный выдался… Всё одно к одному, как назло… а, впрочем, кому оно интересно… Тем более – теперь, когда уже, считай, и позабылось всё. Но встречали мы праздник плохо: настроение у всех никуда не годное; даже стола более-менее приличного не удалось накрыть. Да и вообще… По телевизору ничего хорошего нет, все злые, надутые… Короче говоря, улеглись спать довольно рано, часа в три. Причём даже легли с женой порознь: поругались, кажется, из-за какой-то мелочи. Я лёг в гостиной, пытался, помню, какоё-то фильм посмотреть по видику. И тут Рич начал выть… Ну прямо-таки невыносимо! Может, он думал, что я на работу собираюсь – хлеба ждал, как обычно, может – ещё что… не знаю.

Короче говоря, достал меня его вой до последней степени. Вышел я во двор, взял лопату… он, дурень, как сейчас помню, хвостом виляет… Ну… и огрел же я его… не лезвием, конечно, – плашмя; но сильно, со всего маху. Он замолчал, потом пошатнулся два раза (я, помню, испугался даже слегка) – и полез к себе в будку. Больше не выл той ночью… вообще недели где-то две не выл. Потом, конечно, снова начал…»

3. Годы (жизнь)

Так прошло четыре года. Он сидел в своём закутке-«вольере», ждал, когда настанет время кормёжки, наблюдал за тем кусочком жизни двора, который был доступен для его зрения. Птицы, коты… Если по улице пробегала собака, Рич, даже не видя её, знал это и принимался гавкать; его тут же поддерживал Джек. Когда мимо пробегал по своим кошачьим делам закадычный друг, Рыжий, Рич тоненько повизгивал, призывая товарища детских игр – сам не зная, зачем; но тот обычно даже не оглядывался. Выть по ночам он совершенно перестал, боялся; однако в те дни, когда большой хозяин собирался на работу (что случалось не каждый день, по непонятной Ричу системе, но всегда очень рано, ещё затемно), считал себя вправе поскулить немного. Дело тут было в том, что в такие дни хозяин непременно приносил ему и Джеку что-нибудь из еды. Чаще всего то был просто хлеб; однако случалось, не так уж и редко, что-то вкусное: овощи, всякие объедки… Иногда даже косточка! Когда хозяин, торопясь, нёс что-то Джеку, Рич лаял; когда Джек видел, что еду понесли Ричу, лаял Джек. Хозяин их за это никогда не ругал; только ворчал недовольно.

Пять лет – это очень долго. Это огромный срок. И, будь на месте Рича человек, он непременно поразился бы, как мало случилось за все эти годы… Но Рич так не считал. Происходило многое; пусть и не слишком часто – и всё, что случалось, было захватывающе интересно. Так хотелось принять участие! Но не давала проклятая сетка, и приходилось довольствоваться простым наблюдением из «вольера», да изредка – лаем.