Бранко Хмелич - Дым. Рассказы

В семье было много разговоров по этому поводу. Сажать на цепь – вроде бы жалко; а просто так в будку не выселишь: привык ведь уже в доме, как отучить? Помимо прочего, там же, во дворе – Джек… Как увидит Рича, просто звереет, с цепи рвётся так, что глотку себе перехватывает, даже не лает поэтому, только хрипит от ярости. Отец в этом вопросе занимал позицию какую-то странную, промежуточную: вроде бы, да, держать в доме больше нет возможности… но, с другой стороны… Что именно было с другой стороны, было совершенно непонятно; скорее всего, отец и сам этого не знал. Наконец, дочь с матерью решили: всё. Терпеть больше нельзя – раз; на цепь сажать жалко – два (к тому же и Джек…); следовательно – необходимо сделать для Рича вольер. Так, чтобы и не на цепи – но и не бегал бесконтрольно по двору. На это отец сразу же согласился, однако поставил строжайшим условием, чтобы дочь не менее раза в день Рича выгуливала и непременно с ним играла. Дабы он не чувствовал себя брошенным, никому не нужным . К такому требованию присоединилась и мать. Дочь клятвенно, чуть ли не со слезами, обещала. Таким образом, всё, казалось бы устроилось – дело было за самим вольером.

Вскоре же, на следующие выходные, приехал из города отцов друг – и вольер воплотился в жизнь. Вкопано было рядом с давно пустовавшим гаражом четыре деревянных столба, натянута между ними сетка-рабица, устроена простейшая калиточка… В получившуюся загородку поставили довольно грубо (впрочем, добротно) сколоченную будку – вот и всё. «Вольер» был готов. Будка накрыта была кусками старого шифера, так что защищала от дождя; на калитку поначалу приспособили обычный крючок, но выяснилось, что Рич легко открывает его носом, и тогда сделана была щеколда, которую он открыть уже не мог.

Вот и всё, вот и всё…

2. Вольер

С первого же дня жизни своей в «вольере» Рич обнаружил вдруг пренеприятнейшую манеру выть по ночам. Днём он тоже скулил временами, – было скучно сидеть в этой глупой загородке, где и размяться-то толком невозможно; кроме того, если мимо проходил кто-нибудь (в особенности – Его Хозяин, дочка), Рич разражался лаем, призывая обратить внимание на своё тягостное положение, выпустить, поиграть… Но это всё было как бы в порядке вещей: «ну естественно, привык же в доме… конечно, нужно время… ничего, освоится». А вот ночью… Это было прямо-таки нестерпимо. Он скулил, жалобно повизгивал, выл – непрерывно, до бесконечности. Вой прекращался лишь тогда, когда Рич, обессилев, засыпал… Но и тогда, стоило ему только заслышать какое-то движение в спящем доме (а ведь слух у собак очень тонкий), как скулёж возобновлялся.

Потребовалось немалое время (а может – то просто казалось так недовольной семье), пока этот вопрос решился хотя бы в какой-то степени.

Лишь с большим трудом удалось приучить Рича к новому порядку: его постоянное место отныне – в «вольере»; гулять он имеет право только тогда, когда выпустит дочка (выскакивать самому при любом подвернувшемся случае строжайше запрещено); кормят его теперь один раз в день, если не считать всевозможных мелких подачек, случавшихся поначалу довольно часто… и прочее, и прочее. За ослушание строго наказывали: ругали, пинали ногами, случалось – и били. Больно, в общем-то, не было; он стал здоровенным псом, и с радостью воспринял бы все эти пинки как игру… но Рич понимал, что его наказывают, что он провинился в чём-то – и оттого переживал не меньше, чем если бы били всерьёз. Но и не мог смириться, а главное, понять, столь ужасной перемены в своём положении… И, видимо, этого он не понял до самой смерти.

Из положительных же моментов, связанных с переводом Рича в вольер … Речь в данном случае, как вы, быть может, догадались сами, идёт уже о не о нём, а о Хозяевах – так вот, всей семьёй единодушно отмечалось, что голос у Рича хорош. Заслышав чужого, он лаял громко, злобно и страшно, так, что во двор боялись зайти. Не следует, конечно, обижать забвением и Джека, чей голос также звучал весьма устрашающе. Ещё… Нет, теперь уж сложно припомнить; пожалуй, что и всё.

Именно в этот период Рич, наконец, познакомился (и, как увидим в дальнейшем, довольно близко) с тем членом семьи, на которого прежде не обращал никакого внимания – настолько Человек этот, которого Большой Хозяин называл «Тёща» – был малозаметен, да и не интересен. Честно говоря, Рич долгое время даже не причислял Тёщу к лику Хозяев. Зато теперь он понял, насколько ошибался, и понимание это (со смутным налётом вины) осталось с Ричем навсегда. На всю его оставшуюся жизнь. Дело в том, что именно Тёща кормила его отныне (раз в день). Он ел, конечно, и чаще – но то всё были вроде как ненадёжные случайности; потребовалось долгое время, чтобы усмотреть в них какие-то закономерности, уловить странноватую логику. А вот то, что приносила ему (обычно ближе к вечеру) Тёща – был его, Рича, законный рацион. И тут уж выбирать не приходилось: что дали, то и дали. Не хочешь – ну, и не ешь. Впрочем, как раз к этому Рич привык довольно быстро. Он не так уж привередлив был насчёт еды.