Евгений Штиль - Террорист

В институтском туалете Валерий осмотрел себя в зеркале, скупо улыбнулся. Древние вещали правду: улыбка – вещь более тонкая, нежели смех. А улыбаться он, по счастью, умел. Хоть и не слыл никогда красавцем. Старомодные баки выглядели как пара заплесневелых пончиков, дырчатый, смахивающий на кукурузину нос совершенно не красил лица, а уж просвечивающие на солнце крупные уши годились разве что для страниц развеселой «Бурды». В общем, недоразумение, а не мужчина. Но ведь странным образом нравился. Иные дамы и письма писали, и заигрывать пробовали, на одиночество жаловались. А он ширкал своей кукурузиной и, как последний дурак, возвращался домой, на диван – к Евгении и вечерним сосискам, к его широкоэкранному величеству Телевизору. В сущности, в болото – в царство мух и домашних тапочек, в дремотные ночи, где уже никак не леталось.

И вот – замаячило, проблеснуло! То самое, что молодые зовут движухой. Оказавшись на распутье, оба вдруг обнаружили, что руки их отнюдь не скованы, что дорожки вольно разбегаются в стороны, что можно идти куда хочется: направо, налево и даже на чертовы кулички.

Валерий хорошо помнил, с каким воодушевлением кивнула Евгения, когда назревшее было озвучено. Она давненько подумывала о том же. Только не говорила, боялась обидеть. И он, вероятно, опасался того же. Однако решилось все просто, и этот вечер они решили отметить. Так сказать, завершающим аккордом. Дабы покончить с затянувшейся кантатой на двоих.

Распутье обещало волю.

Распутье становилось благом.

***

«Husband» – по-английски «муж», а глагол «to husband» означает «экономить». Перевод, к слову сказать, символичный, но сегодня Валерий экономить не хотел. Праздник – так праздник, а посему он заказал всего и много, даже с перебором. Ресторанчик был, конечно, не самый дорогой, однако ударить по бюджету гражданина средней полосы России и среднего достатка мог очень даже чувствительно. Тем не менее, сегодня об этом не думалось – сегодня они праздновали расставание, отмечали освобождение. Гордиев узелок замечательно развязывался, и парой веревочек-змеек они обретали возможность струиться в разные стороны. Он – к своей Людочке и вожделенному Крыму, она, без сомнения, тоже к какому-нибудь мачо помоложе и побогаче. Хотя бы вот к этому усачу, что пригласил ее на танец.

Прихлебывая шампанское, Валерий с улыбкой смотрел на танцующих и даже чуть пришлепывал носком лаковой туфли. Евгения тоже сияла. И ведь вырядилась, точно на свадьбу! Надела нефритовое колье, сережки, колечко – все лучшее из того, что он ей когда-то дарил. И платьице выбрала самое парадное, подчеркивающее грудь, талию, линию спины…

А в общем, надо отдать ему должное: Евгения выглядела моложе своих лет. Значит, не мытарил – берёг. Валерию даже пришло на ум, что смотрит он на нее как отец на повзрослевшую дочку. Дочурка выросла, расцвела, дочуру пора было выпускать в свет, выдавать замуж. Момент щекотливый, но за Евгению папа Валера был спокоен. Он неплохо ее сохранил. Более того – успел вложить в девичью головушку массу ценного! Приучил к футболу и боксу, к пельменям и маринованным грибкам, познакомил со сленгом технарей, с кухней гурманов-командировочников, научил ходить на лыжах и понимать живопись. Да что там живопись! – она и обои клеила теперь вполне прилично, и гипсокартон кусками пластала, и плинтус шпаклевала! А кто отсоветовал ей краситься ярко и безвкусно? Кто сочинил сегодняшнюю прическу – столь же экономную, сколь и привлекательную? Чего уж скромничать: под его руководством вчерашняя студентка превратилась в настоящую бизнес-леди. Куда там приторной Элизе Дулитл! – его творение было много интереснее. Ведь косились с соседних столиков, на танец рвались приглашать, улыбались медово, значит, можно было не волноваться – подруженька не потеряется и не пропадет. Вот на него посматривали совсем с иным выражением – что называется «хмуроглазо» и «косохмуро», из чего следовало два полярных предположения: либо выглядел он на фоне своей дамы чересчур страшно, либо наоборот – подозрительно шикарно. Валерия, разумеется, устраивал второй вариант, хотя верен был, скорее всего, первый.

Усатый кавалер проводил Евгению к столу, поблагодарив, деликатно расшаркался и отошел.

– Понравилось?

– Не то слово! – Евгения порывисто хлебнула из бокала, закусила икрой. – Вспомнила про нас с тобой – как мы первый раз танцевали. Ты тогда и разговаривать не стал, с ходу меня обнял.

– Чего было тянуть? Ты мне сразу понравилась.