Илья Чернецов - Хаос

Моя работа, несомненно, дерьмо. Но она не делает дерьмом меня.

И конечно, носик для молока.

Когда ты приходишь в бар, это первое, куда стоит смотреть. Носик для вспенивания молока есть отражение отношения бармена к тебе. То, как бармен относится к носику кофемашины, есть то, как он относится ко всему, кроме себя. Ни за что на свете я не сяду за стойку к бармену, за спиной которого кофемашина, чей носик покрыт молочной накипью.

Чтобы сделать молочную пену для капучино или латте, нужно опустить этот самый носик в холодное молоко и включить пар. Пар вспенит молоко, и ты нальёшь пену в капучино. Если не протереть носик, на нём останется молоко. Оно никуда не денется, не испарится, оно будет сохнуть. Ровно до следующего капучино, когда к уже присохшему слою добавится следующий. И в каждый новый капучино будет добавляться засохшее молоко от всех предыдущих. Это всё равно что не помыть посуду за кем-то, положить в неё еду и дать следующему человеку.

В мою смену носик для молока блестит независимо от того, сколько капучино я делаю. После каждого молока я протираю носик, направляю в решётку и даю пар, чтобы очистить поры.

Я принёс с мойки чистую посуду и расставил по полкам. Осталось получить со склада товар и натереть стаканы. Составляю список товара, иду на склад.

Склад находится пол-этажом ниже бара, в цоколе. С самим складом всё в порядке, с цоколем тоже. Но с лестницей в цоколь тотальный трэш. Она очень узкая, наверное в полметра, может чуть больше. У неё очень высокие ступеньки. Даже несмотря на мои два метра роста, они высокие. Помимо того что высокие, они ещё и все разной формы. И все смотрят кромкой вниз.

Как в каком-нибудь мультике про парижское кафе, в котором сидит Амели Пулен, обёрнутая клетчатым пледом, и разбивает своей сраной ложкой сахарную корочку на чёрт знает чём в кофейной чашке, глядя пустым взглядом в пустоту и понятно только ей одной чему улыбаясь. В той самой чашке, которую принесла с мойки Золушка, преодолев эту уходящую в бесконечность лестницу, ступеньку за ступенькой, в здоровенных деревянных ботах, надетых на тощие, как спички, ноги.

Короче, нелепая мультяшная лестница.

Когда несёшь бухло по ней, приходится смотреть под ноги, чтобы не оступиться. Причём бухло несёшь в широкой пластиковой таре, из-за которой ничего не видно. Плюс берёшь побольше, чтобы не ходить дважды. Ну или трижды. Над лестницей нависают балки, трубы вентиляции и ещё какая-то железная хуйня. То есть помимо того что смотришь под ноги, нужно следить и за тем, чтобы не удариться головой. Задачу усложняют уборщицы, после которых ступени становятся скользкими. Этим ступеням много лет, за годы их существования они были залиты всем, чем только можно, из барной карты. А в барной карте хуева гора жидкостей, которые, пропитав ступеньки, отлично размокают от влажной тряпки и потрясающе скользят.

Я специально ношу на работе кроссы с резиновыми присосками, чтобы не упасть с этой лестницы.

Кроме того что лестница сама по себе опасная, по ней туда-сюда носятся официанты. Нет, они не ходят. Они только носятся. Они ходят в курилку. Они ходят, куря, в курилке, разговаривая по телефону с людьми, которых увидят после работы, но несмотря на это они тратят в сумме на разговоры по телефону часа по три в день каждый.

Им дешевле купить рации, чем платить за сотовый: они общаются с одним и тем же человеком. Часами. Это либо девушка, либо парень, либо мама.

Официанты ходят есть в столовую. Они ходят принимать заказы. Ходят на кассу. Ходят на кухню и в бар уточнять заказы, если, например, клиенту нужно мясо с кровью, а не medium rare.

Официанты в ресторане ходят везде. И только относить заказ они бегают. Просто потому что это единственное, что они не готовы делать нормально. Это их работа. Относить заказ – основная функция официантов. И именно эта функция для них наиболее незначительна.

Ты поднимаешься по лестнице, у тебя в руках здоровенный поднос с бутылками. Они все стеклянные. То есть если уронить бутылку на пол, она однозначно разобьётся. Ты смотришь под ноги, чтобы наступить правильно, и следишь за тем, чтобы не уебаться головой обо всякую срань над лестницей. И это безумное животное несётся. И несясь, оно ждёт, что ты уступишь ему дорогу. Почему?

Потому что у него заказ! Ему нужно отнести заказ!

Друг! Брат! Да конечно! Что же ты молчишь? Что ты не скажешь мне: «Съебись, чорт», чтобы я понял, насколько это важно, и стремглав покинул лестницу, освобождая её для тебя? Для тебя, пиздевшего по телефону в курилке в то время, когда твоё фрикасе из грудки остывало и заветривалось на кухне. И остыло настолько, что поварам нужно разогреть его в микроволновке. Для тебя. Для тебя, который: «Быстрее! У меня гость ждёт!» Для которого повар, который готовил с душой из любви к готовке, который старался красиво украсить, который одновременно жарил мясо и тушил соус, чтобы подать блюдо одинаково горячим, ставит заказ в микроволновку. Повар ненавидит микроволновку. Но у него нет выбора. Ему платят за горячую еду.