Эдуард Семенов - Сук*. Вторая древнейшая

Это понятно, – Шакро поразило только одно, с какой легкостью эта женщина манипулирует окружающими ее мужчинами, и приносит в жертву не просто человека, а отца ее ребенка. Причем готова сделать это своими руками, забравшись в буквальном смысле к черту на лопату. В самое страшное место во всей матушки России. Не! Все-таки она сука. Причем редкая. И для чего? Чтоб продолжать жить самой в неге и богатстве. Н-да, дела.

Шакро брезгливо и, не скрывая этого, вытер свое ухо. Но он сам же недавно рассуждал, что человек слаб. И тем более, сам он остается в стороне.

– Если бы мне это сказал какой-то другой человек, Пружина, я бы его тут же растворил в серной кислоте, – он намеренно вспомнил ее кличку, – но тебя я услышал, и готов пойти на встречу, тем более, что речь идет о нашем бизнесе.

Людмила положил ладонь себе на грудь.

– Шакро Автандилович, уверяю Вас, если бы был другой способ. Я бы так не рисковала.

– Не сомневаюсь, – Шакро еще немного подумал и все же произнес.

– Хорошо, можешь использовать все наши ресурсы. И мое имя.

Старый вор посмотрел на Котова. Ему не надо было говорить, что юрист должен быть всегда рядом, все контролировать и держать его в курсе. Так было всегда. Так будет и впредь. Вошел администратор, сообщил, что баня готова.

– Идите, отдыхайте, – отпустил их Шакро, но напоследок все же не выдержал, – Если что-то пойдет не так, пеняй на себя. Слышишь. Скормлю все псу, а что останется, сожгу в кислоте.

Пес был умным животным, он понял, что речь пошла о нем, и зарычал. По задумке Шакро, у того, кому предназначался рык, должен был пробежать мороз по коже. Но такое бывает только в кино.

– Что-то холодно тут у Вас стало, – Пружина демонстративно поежилась и взяла Котова под руку. – Пойдем-ка мы лучше погреемся.

Людмила нисколько не испугалась слов Шакро. Конечно, она могла провернуть всю операцию и без его ведома, но сейчас у нее был карт-бланш. Она всегда могла теперь прикрыться именем Шакро. Туда, куда она собиралась попасть, там оно имело вес. Но для полной безопасности у нее был еще и Валентин, и пока у него нет доказательств ее измены, он ее защитит лучше любого бронежилета. Все-таки она – жена замминистра. Не хухры-мухры.

Да и Котов, рядом. Не даст споткнуться. Она как паучиха сплела вокруг себя сеть, и теперь дергала за ниточки, заманивая в нее свою жертву. Осталось только нанести один точный и смертельный укол, чтобы жертва тихо уснула. Уснула навсегда. Какое-то время она рассуждала, а стоит ли ей самой этим заниматься? Может, лучше найти исполнителя? Но в конечном итоге пришла к выводу, что чем меньше людей знает, тем лучше. Здесь надо действовать самой, чтобы наверняка.

… А жертва в это время летела на вертолете, в очень неудобной позе, прикованная наручниками к металлической скобе в полу, с мешком на голове, и небольшой котомкой с личными вещами, зажатыми между коленей.

Руки и ноги затекли. Еле слушались … «Три тысячи шестнадцать, три тысячи семнадцать…» Захар считал. Цифры складывались в десятки, сотни, тысячи. Значит, полет продолжался давно. Более трех часов. Куда же его везут? На расстрел? А может меня уже расстреляли и я просто не заметил перехода из одного состояния в другое? Вот что это за шум? Грохот лопастей или ангелы крыльями машут? Его тряхнуло. Плечо коснулось чего-то мягкого. Наверное, такого же сидельца, как и он. Шум изменился. Стал тише. Пока, наконец, совсем не затих. Вместо него появились другие звуки. За шесть лет ставшие ему знакомыми и практически родными. Лай собак и крики конвоиров. Пока еще не разборчивые. Куда же меня привезли? Зачем?

Как Захар не старался отрешиться, вопросы все равно лезли в голову. Мешались, путались. Пробуждали надежду. Человек всегда живет ей. Это самое последнее, что можно у него отнять. И первое, что возвращается к человеку, в любой даже безвыходной ситуации. А вдруг! Вдруг сейчас все поменяется к лучшему. Ведь еще не все потеряно. Не все.

Раздался металлический лязг. Лай собак стал громче, а крики конвоиров громче.

– Не двигаться. Кто поднимет голову – стреляем на поражение! – услышал Захар команду и напрягся. Раздались шаги и скрежет когтей по алюминиевому полу. Звуки отщелкивающихся наручников. Команды. Удары прикладов. Стоны. Рыки и скуление собак.

– Колени не разгибаем. Выходим.

Захар услышал, как над его головой склонилась чья-то пасть. Кто-то тяжело задышал ему в ухо. Собака. Догадался он. Его ткнули чем-то острым в бок.