– А как это произошло в твоём мире, Лёшик?
– После великой депрессии мир смог выбраться из финансового кризиса только с помощью мировой войны. Для осмысления понадобилась война, унёсшая половину человечества. В вашем случае точка невозврата пройдена, и будущая война при достижении технологичного оружия уничтожит все живое – это неизбежно. Ваш мир обречён, потому что не наблюдается ни одного мало-мальски значимого лидера вне корысти. Все партии, политики, оппозиционеры, опираются на обещания дать больше денег, улучшив тем самым жизнь. Сам механизм доступа к мировым ресурсам для избранных, останется прежним, корысть торжествует и правит миром. Где-то более деспотично, где-то помягче, но люди, называющие себя государством, пользуются ресурсами по своему усмотрению и во благо только себе, любимым, выделяя крохи от получаемого из жадности на, так называемые, социалку, пенсии, защиту и справедливость.
Глаза Лёши в ночи сверкнули, он прижал меня к себе и впился губами в мои. Когда муж уже снимал с меня трусики, я инстинктивно оттолкнула его. Лёша сразу вскочил, заходив по комнате.
– Кто он?
– Его уже нет со мной, да и никогда, видно, и не было, но осталась любовь. Прости. Тебя не было слишком долго.
Муж остановился, в свете луны, а может, Марса, ведь на небо нам смотреть было некогда. По его лицу катились слёзы.
– Знаешь, убийств у нас не так и мало, но все они не из корысти, а из-за ревности и любви. Где мне взять ручку и бумагу? Я не могла не плакать. Все у меня внутри в прямом смысле разрывалось. Показав рукой на секретер, я зарылась в подушку. Постепенно начала кружиться голова, очертания комнаты и пи-шущего за столом Лёши, начали размываться.
– Ты что там пишешь, Лёша?
– Стих. Уже написал… Вот и точка… Меня это успокаивает. Я теперь иногда пишу стихи… Помимо стихов занимаюсь исследованием кошачьих, лучше всех в мире приспосабливающихся животных, которым при любом строе удаётся подчинить себе человека, делая его своим рабом, счастливым от своего рабства.
Последние слова мужа были уже с множеством эха, а сам он растворялся, теряя свои границы. Глаза закрывались и не было сил их удержать открытыми, это была не жажда сна, а какое-то отключение. Как если щелкнули выключателем.
5.
Я проснулась от всхлипываний. Открыв глаза, пыталась вспомнить, что было. Голова была ясная, свежая, но как только я пыталась вспомнить разговор с Лёшей, натолкнулась на какую-то невидимую преграду. Повернув голову на всхлипывания, увидела сидящую за столом свекровь с листком бумаги в руках.
– Танечка. На, прочти. Текст уже уходит. Таня, чернила пропадают.
Взяла исписанный листок, сразу бросилось в глаза, что написано как ручкой, в которой заканчиваются чернила. Уже когда дочитывала стих, первые строчки пропали, как их и не было. Я держала листок, и глазами полными слёз смотрела то на него, то на свекровь.
«Ведь боли нет, когда бездушен
В тебе всё пусто, ты разрушен
Стекло хрустит в кулак зажато
И ярость в смехе доминантна
Ты мизантроп, вокруг константа
Любви же нет, и ложь кругом
И ты не понят… Всё потом,
Лишь стоит дверь закрыть навечно,
Осанку выпрямить беспечно,
Закрыть глаза, тогда потом
Понять уж будет не дано,
Что понятым быть суждено».
Один как перст на всей планете
Но только ты за всё в ответе
Умываясь в ручном умывальнике, думала, что пора уже провести воду из колодца, поставить нормальный кран и раковину. Голова немного побаливала, свекровь сидела неподалёку в тени яблонь в кресле-качалке. Приведя себя в порядок, я подошла к ней.
– Мам, слушай. Я вчера Наташу встретила, в одном дворе росли. Она в туберкулёзной больнице работает. Такие страсти мне порассказала… Мам, дай мне всё, что есть по Алексею, я передам ей, она в архив сходит, узнает, может, что-то о его смерти.
(июль – август 2018)
Глава первая. Серп и молот
(Лена)
Мы сидели на кухне. На шикарной, огромной кухне моей тётки. Я не люблю, когда так идеально чисто, как в хирургическом кабинете, мне тут неуютно.
– Ну, вот зачем ты, Лен, живёшь? Какая от тебя польза, для чего?
Тетка Оля смотрела на меня поверх очков, на столе, между нами, лежали несколько пачек денег, перетянутых канцелярской резинкой. В глаза смотрела тётка, я отвернулась в окно. Не ожидает. Совсем не ожидает от меня чего – то умного – это явно выражал её взгляд, наверняка так. А денег тут видно до фига, и они наверняка для меня.
Читать дальше