«Интересно устроен мир, – думал он. – Когда играешь дома, тебе стучат в стену, требуя прекратить, А когда делаешь то же самое, но на улице, люди проявляют интерес и платят деньги. А если на сцене – то ещё больше интереса и ещё больше денег».
Этот философский поток сознания вместе с темой из Паганини был вдруг прерван.
– Эй, миннезингер! Слышь, братан, дело есть.
Перед студентом стоял коротко подстриженный качок с толстой шеей в чёрном костюме и белой рубашке.
– Телохранитель, – усмехнулся про себя студент, – и печать на лоб ставить не надо, и так всё видно.
– Хорошо играешь, – качок положил в футляр приличную купюру.
– Тут такое типа дело, – продолжал он, – у нашей фирмы как бы юбилей. Послезавтра будет презентация. Мы в этом доме находимся. У нас тут свои как бы дела, – он с трудом подбирал слова, мероприятие называется «150 лет»… типа… дома.
При этих словах студент внутренне напрягся.
– Ну, так вот, – продолжал качок, – шеф просил договориться чисто насчёт музыки. Послезавтра в шесть. Сможешь?
– Смогу, – сходу и легко согласился Саша.
– Ну, вот и хорошо. Если найдёшь ещё кого, там типа для дуэта, будет ещё лучше. А если инструмент какой почудней – ну там арфа или контрабас – совсем хорошо.
– Арфы нету. Флейта будет. Устроит? – по-деловому ответил студент.
– Ладно, давай флейту.
– О’кей, – ещё легче ответил Саша.
– Насчёт оплаты не сомневайся. Не обидим. Денег типа дадим, довольны будете оба. Только вот что, – качок подумал и продолжал. – Надо, чтобы вы были во фраках. Ну, а если баба, – то в вечернем платье. Но чтобы тёмного цвета. Усёк?
– Бабы не будет. Фраки найдём, – бодро сказал Саша.
– Репертуар играй свой. Шефу нравится. Мы тебя давно заметили, – улыбнулся качок.
– Договорились – послезавтра в шесть, – сказал студент и поправил ногой футляр, случайно сдвинутый качком с места.
– Вы пораньше приходите. Ну, там в половине шестого. Охране внизу скажете, что к нам. Вот моя… как бы… визитка, – качок протянул помпезный кусочек картона, украшенный виньетками, – поднимайтесь на второй этаж. Ну, до послезавтра. Ждём.
– До послезавтра, – спопугайничал музыкант и принялся разглядывать визитку.
Потом он отыграл свой положенный час, собрал выручку, убрал скрипку в футляр, сложил пюпитр и пошёл на перекрёсток к светофору. Перейдя дорогу, он направился в кафе, которое находилось как раз напротив парадного подъезда дома, возле которого он играл. Вскоре к нему подошёл друг и соратник по искусству Гоша, репетировавший в соседнем квартале, учившийся вместе с ним, да к тому же и живший в одном доме с Сашей.
Нужда, в хорошем смысле этого слова, гнала их обоих на улицу. Соседи плохо переносили Гошину флейту на пятом и Сашину скрипку на третьем этаже.
– Привет, – сказал Гоша, – как оно?
– Привет, – ответил Саша, – нормально.
После репетиции друзья имели обыкновение пить пиво под зелёно-полосатым зонтиком уличного кафе. Только после этого священного ритуала они ехали домой.
– Слушай, – сказал Саша, – нам тут работу предложили.
– Чего хотят? – поинтересовался Гоша.
– Послезавтра в шесть надо поиграть на какой-то корпоративной фигне. Вон в том доме. Обещали не обидеть.
– Здорово, денег срубим. А ты чего такой кислый?
– Да так, думаю, – неопределённо ответил Саша.
– О чём думаешь?
– Понимаешь, тут такое дело… Я вообще-то не хотел говорить. Словом, не сочти меня за идиота, – сбивчиво начал Саша.
– Не тяни.
– Этому дому – сто пятьдесят лет. Вон, видишь на фронтоне – год строительства.
– Ну?
– Ну вот, а бюст на стенке видишь?
– Да говори уж, – не выдержал Гоша.
– Так вот, это мой пра-пра- не знаю сколько раз дед.
– Ни фига себе, – присвистнул Гоша.
– Это мой дом.
– Да?
– Ага.
– Ты таким тоном говоришь, как будто на приступ пойдёшь. Ты его что, отнимать собрался?
– Ничего я не собрался, – ответил Саша. – Просто тут фамильная история. Я там и не был никогда, и узнал-то недавно.
– А как узнал?
– Бабушка рассказала. Всю жизнь молчала. А за год до смерти разговорилась. Когда скрывать стало не нужно. Там жуткая история. Не хочу о ней.
Но Гоша заинтересовался и попросил:
– Может, расскажешь?
Саша вздохнул и нехотя начал:
– Бабушка тогда маленькой была. Лет пять. Они после революции еле спаслись со своей матерью. А отца казаки зарубили. Подъехали с красными повязками и начали стучать в дверь. Он сам и вышел. Поговорили, и они его прямо по голове шашкой. Он упал. Кровь. Крики. Бабушка с матерью в окно всё видели. Мать её сразу в охапку и вместе с прислугой – к чёрному ходу. Бежали, в чём были, даже документы не взяли. А там на какой-то телеге – в глухую архангельскую деревушку к прислугиной родне. Так они и спаслись, там и жили. Всё по Пушкину: была столбовая дворянка или кто там, а стала простая крестьянка. И золотая рыбка не потребовалась.
Читать дальше