Иван Державин - Ортодокс, или еще не вечер

– Если вам еще что неясно, я могу прояснить.

– Чем ты сломал ему челюсть? – услышал он неожиданно мягкий голос, заставивший его удивленно заморгать и обернуться.

Не увидев никого, он вернул взгляд на опера и был поражен переменой в его лице: глаза и губы, ставшие нормальными, излучали чуть ли ни ласку. Невольно улыбнувшись, он ответил:

– Ногами, чем еще? Руками выбить челюсть я вряд ли бы смог. Да и пачкать их о него я не стал, разве локоть о горб.

– Работать в полиции нет желания?

Андрей засмеялся.

– Мы с Валерой уже забиты в Донецке. Там он спас меня от убийцы.

– А тут ты его.

Вдруг опер уставился на Андрея и, расширив нормальные глаза, проговорил радостно:

– А ведь это ты в прошлом году поймал на этом кладбище двух воров, за что они тебя чуть не угробили. А потом мажоров наказал. И не отказывайся, это ты. Неужели сынок Амирова тебе свой позор с рук спустил?

Во, блин, все знает, незаметно усмехнулся Андрей. Но не на них же он работает, иначе себя бы не выдал. И про ранение в Донецке не знает. Почему бы и не рассказать?

– Я подозреваю, что в Донецке меня пытались отравить с его подачи. А как докажешь? Опять же и там я в выигрыше оказался: отравитель мой убит, а я жив.

– Боюсь, Амиров от вас обоих не отстанет. Такие вещи он не прощает. Вот что. Если услышишь или почувствуешь угрозу с его стороны или связанную с ним, можешь рассчитывать на меня.

– Спасибо, обязательно воспользуюсь, – искренне поблагодарил Андрей, думая, что и эта помощь вполне может понадобиться. Надо же, и среди полицейских могут встречаться нормальные люди.

К ним подошел Валера с аккуратно забинтованной рукой. Опер протянул обоим по визитке, сказал Андрею:

– Как договорились, чуть что, сразу звони. А тебя, – повернулся он к Валере, – я вызову дня через два – три, когда вы оба придете в себя от радости отцовства. Я уверен, что все будет хорошо. У меня, кстати, трое детей, чего и вам желаю.

Врач поинтересовалась у Валеры, кто обработал ему рану, и похвалила Андрея. Она настаивала везти его в больницу, где должны зашить рану, однако, узнав причину его категоричного отказа, сделала ему уколы в плечо и в зад и велела как можно скорее явиться в свой травм пункт. По возможности рекомендовала хоть немного полежать и ни в коем случае не вести самому машину. А еще она посоветовала купить по дороге в роддом футболку, а лучше рубашку и подсказала, где. Рассказав про отдых и запрет вести машину, Валера засмеялся, а зря: Андрей заставил его прилечь на заднем сиденье и сам сел за руль.

Не успел он выехать на дорогу, как позвонила мать и поменяла адрес на другой роддом в центре Москвы, куда звонком из министерства здравоохранения «Скорую» заставили ехать, несмотря на возражение врача. Наверняка Любовь Петровна постаралась, сказала мать. По карте поднявшийся Валера выяснил, что расположен новый роддом на Новом Арбате, то есть от кладбища у черта на куличках, и стал подсказывать, как туда быстрее добраться. Хорошо, что названный врачом магазин оказался по дороге, где Валера купил бежевую рубашку, полностью скрывшую повязку. Едва они отъехали от магазина, как опять позвонила Полина и велела ехать в первый роддом, не объяснив причину, однако по ее взволнованному голосу Андрей догадался, что с женами не все хорошо. Валера тоже так понял и разволновался, отчего разболелась рана.

У входа в приемную роддома они увидели Полину в белом халате в компании полной пожилой женщины в синем халате. Полина спустилась к ним, выглядела очень расстроенной, но с улыбкой поздравила, поцеловав Валеру, с рождением дочери и перечислила, что срочно нужно привезти Даше и ребенку. Андрей тоже от души поздравил друга, но ехать домой запретил, так как привезти все могут и его родители. Валера тут же стал звонить домой.

От матери Андрей узнал, что вот-вот должна приехать Любовь Петровна. Это с ее подачи заставили «Скорую поменять роддом, но минут через десять у Кати начались схватки и другие признаки приближавшихся родов, у Даши началось тоже самое, и врач решила ослушаться приказа руководства министерства. И правильно сделала: Дашу едва успели довезти до палаты, как начались роды, а у Кати пока еще нет.

– Я чувствую, что у нее что-то не так, но они мне не говорят. Может, скажут ее матери. – Тут мать обернулась на женщину на крыльце, заведующую роддома, и прошептала, что не знает, как быть: ведь она назвалась мамой Кати и призналась в этом Любови Петровне, на что та ответила, что пусть так и думают в роддоме.