Иван Державин - Ортодокс, или еще не вечер

Любовь Сергеевна оказалась легкой на помине. Она приехала на незнакомой машине. В больших темных очках и косынкой на голове, она почти подбежала к Полине и Андрею (Валера продолжал звонить в стороне), обняла их и спросила взволнованно:

– Как она? Родила?

– Пока еще нет, – ответила Полина. – А Даша родила девочку.

– Да? А Валера где?

– Вон звонит домой, что привезти.

Взглянуть на Валеру Любови Петровне не дал низкорослый седой мужчина в светло-бежевом халате и с квадратным чемоданчиком в руке. Не удостоив внимания Полину и Андрея, он увел Любовь Петровну вслед за заведующей, но не в приемную, а в обход здания. Отправилась за ними и Полина.

Андрей и Валера стали с нетерпением ожидать вестей о Кате. Неясность с ней заметно омрачала Валерину радость. Через полтора часа приехали его родители и мать Даши Карелия Тихоновна с букетами цветов и большим пакетом, слегка разрядив напряжение. Андрей с трудом уговорил Валеру отвезти родителей домой и обязательно сходить в травмпункт. Карелия Тихоновна осталась с дочерью в палате. После отъезда Валеры, наконец, появилась Полина, но ничего нового не сообщила, и по ее виду, Андрей понял, что она что-то скрывает. От нее он узнал, что Любовь Петровна привезла с собой светилу, сразу приступившего к работе. Но самое интересное, Полина по-прежнему считается Катиной мамой.

Приблизительно через полчаса из окошка раздался громкий женский голос:

– Родины тут есть? Сын у вас родился!

Полина поцеловала Андрея и поспешила наверх к Любови Петровне, а он побежал за цветами. На просьбу передать букет Родиной работница, объявившая о рождении его сына, не сразу ответила, что Катя пока не переведена в палату и, увидев его расстроено вопросительное лицо, добавила загадочно:

– Ваша мама, возможно, больше меня знает, в чем задержка.

Он позвонил матери и спросил, что с Катей. Она спустилась к нему, и единственное, что он понял: у Кати не все в порядке. Ее и с ее слов его успокаивало то, что там с Катей лучший гинеколог страны.

Несколько раз звонил Валера, успокаивал, что все будет хорошо, главное, родился сын, он тоже хотел сына, но и дочь сойдет, а сына попробует заделать, используя научные достижения, заставив Андрея улыбнуться.

Неожиданно Андрей увидел у лестничной клетки зовущую его рукой Любовь Петровну. Она молча взяла его за руку и повела к ступенькам. Выглядела она, мягко говоря, неважно, он впервые увидел у нее морщины, когда она на минуту сняла очки. Поднимаясь ступенькой ниже, он передумал обо всем, прежде всего о том, что сейчас увидит Катю, решительно отбрасывая мысль о смерти, но она упорно напоминала о себе и отступила, когда он представил, что увидит сына. Но его фантазия оказалась ничем в сравнении с радостью, которую он испытал при виде крохотного сморщенного личика.

– Твой сын, – сжала его руку Любовь Петровна и добавила дрогнувшим голосом, – и мой внучок.

Она переглянулась с сестрой и повела Андрея к двери. У лестницы она сказала:

– Веришь ты в бога или нет – не важно. Скажи ему: «Господи, спаси ее и сохрани». И он должен спасти, ведь она ни в чем перед ним не виновата.

Она смахнула слезу и стала подниматься на третий этаж, а он с помутившимся от внезапно выступивших слез взглядом, держась за перила, стал спускаться в приемную. От Валеры он знал, что Даша родила в тринадцать сорок семь, как только ее ввезли в палату. С того времени пошел третий час. У него опять замелькала мысль о смерти, на этот раз беспрепятственно, несмотря на его обращения к Богу: «Господи, спаси ее и помилуй, она же ни в чем перед тобой не провинилась». Но и тут он не то услышал, не то сам вспомнил: «Кого больше люблю, того больше наказываю», где самыми большими любовью и наказанием является взятие в рай, то есть земная смерть. Андрею уже давно хотелось курить, к чему он пристрастился в Донецке, где без этого было невозможно, а вернулся домой и сразу бросил. Он вышел стрельнуть, прекрасно зная, что курить на территории роддома категорически запрещено, а идти в магазин не хотел, чтобы не начать опять курить.

И тут его окликнула мать:

– Сынок, она хочет тебя видеть.

– Любовь Петровна?

– Катя. Она пришла в себя. Ей показали сына, она что-то прошептала, Люба разобрала: « Андрейка где?».

У входа в отдельную палату ему дали халат. Катя лежала с двумя капельницами и трубкой из носа. Ее осунувшееся лицо по цвету мало отличалось от белой подушки. Она спала. Любовь Петровна попросила их остаться здесь и, в случае чего, звонить ей немедленно, а она в двадцать часов должна быть на приеме в Кремле с участием президента. Ее отсутствие обязательно заинтересует прессу и может привести к осаде роддома репортерами российских и зарубежных СМИ, что крайне нежелательно. Здесь лишь привезенный ею профессор, ее личный гинеколог, знает, что Катя ее дочь. Она еще не решила, когда скажет мужу о рождении внука, скорее всего после возвращения Кати домой.