Кирилл Ржевский - Моя юдоль. Мой удел смерть, ибо жизнь – это лишь начало и конец, с невыносимой для меня серединой…

***

Цесерия несёт крест ожидания, а Жан несёт крест войны. Оба в вечной битве.

– О Жан, любовь моя, я больна! Где же ты? Ты переплыл все моря и океаны, исходил все леса и пустыни? Я жду, я всё ещё жду, но я больна.

***

– О Жан, любовь моя, времени так мало. Господь скоро заберёт меня к себе и я усну на веки вечные. Найдёшь ли ты меня там, если мы не свидимся на этом свете?!

***

Через три дня её не стало, похороны были скромные. Белая тень Цесерии лежала в гробу и ждала своего любимого. Но не дождалась, её погребли вместе с последней надеждой на встречу, пусть и с покойником. Жан пришёл ровно через год. Цвели сады, текли реки и та роща, в которой они обвенчали свои души; была такой же, как в день прощания. Ему предстояло принять удар, который приготовила для него жизнь. Он стоял у могилы Цесерии, словно труп. Душу вырвали у него из тела, по земле осталась бродить лишь оболочка. Пару лет она скиталась по городам и странам, а потом и вовсе исчезла.

Посвящается моей любимой писательнице и духовной сестре Вирджинии Вулф, а также Недолеченной Даме – человеку с чистым сердцем и огромной, как океан душой. Спасибо тебе за понимание и интерес к по-настоящему важным вещам, а также за великую преданность правильным идеалам. Твоей усидчивости, терпению, смелости, стойкости и силе, можно только позавидовать, благодарю за то, что поделилась ими со мной. Оставайся такой же удивительной как сейчас и иди по тесной, тёмной и опасной дороге жизни, с улыбкой.

«Эта история не одного человека и многих дней, а многих людей и одного дня. Ведь что есть день, если не вся жизнь»?

Часы пробили одиннадцать утра, хотя утро ли сейчас, может полдень или глубокая ночь? Одна из тех туманных ночей, в которых не видно не единой звёздочки, даже самой крохотной. Комната, освещаемая искусственным светом электрической лампы, была наполнена тишиной. Лишь редкое, случайное кряхтение нарушало её. Лист перевернулся; ещё одна страница, которую пробегал глазами Джон, была скрыта от его уже не любопытных, потухших глаз. Свеча, именно со свечой их можно было сравнить. Жизнь свечи напоминает жизнь глаз. Яркое пламя, постепенно переходящее в тусклый огонёк; и вот-вот он погаснет. Но нет, глаза Джона Марговеца и думать не могли о том, чтобы погаснуть прямо сейчас.

– Вы читали эту книгу? – с поддельным интересом спросил он, но ответ был очевиден.

Как я могу читать такие книги, подумала про себя Минни, сидя напротив на маленьком, хромающем и издающем неприятные звуки стульчике. Она наполнена, да нет… Она просто кишит расизмом! Её предки афроамериканцы были бы в ярости, от одной лишь мысли о прочтении этой книги. Но тем не менее да, да она читала эту книгу. Простое да, вырвалось из её уст и предало её, обман был раскрыт.

Конечно она читала эту книгу, как она могла её не читать, яростная феминистка и пацифистка. Куда же ей ещё было направить свою ярость? Их глаза будто убегали друг от друга, избегали встречи друг с другом, как несчастные влюблённые, которых разводит по разным углам жизни судьба.

Минуты тем временем не щадя никого текли; неумолимое время приближало их к истине. Сквозь погружение в невидимый вакуум, они видели самих себя, как если бы стояли рядом со своими телами и смотрели на неприкрытую ничем душу, напрочь оголённую и лишённую защиты. Какая же я никчёмная, доносилось откуда-то глубоко, словно невидимый человек, говорил голосом который нельзя услышать. То что я ему говорю, правильно ли это? Правильно ли было общаться с человеком, столь возвышенным, начитанным и далёким. Да, она далека от меня, да и я так далёк от неё, думалось Джону. Да и как они поймут друг друга, это невозможно представить, словно день говорит с ночью.

Ночь таит темноту и покой, а день ясность и просвещение. И вот он, тот заветный миг. Перемещение и смесь; да верно, всё смешано и ни в коем случае не однообразно. В однообразии они бы никогда не поняли друг друга, но смесь дня и ночи, дала им свой ответ. Они сплели свою сеть и контакт их душ был установлен. Минни посмотрела на него взглядом говорящим, да, я знаю, я всё знаю. И вот, казалось она почти поняла его, как их внутренний диалог, надёжно скрытый от людских глаз и ушей разговором, обычным разговором двух людей. Такие разговоры происходят каждый день.

Да, как не прискорбно, но что зарождалось, то исчезло, мгновенно испарилось, словно пар выходящий из воды. Прямиком в спокойствие вторгалась какая-то фигура; издалека, сверху раздовались шорохи и крики, которые звучали так непонятно, что ни один не смог определить, о чём на верху так яростно говорили?