Игорь Дихтер - Больная любовь

– Я счастлив… – искренне произнёс Бертран.

Поднявшись, он подошёл к писателю и обнял его, прижимаясь носом к его плечу.

Квартира Брайтона была такой же, как её хозяин: небольшой беспорядок, лёгкая мебель, мало света. Казалось, Бертран не стремился ни к комфорту, ни к роскоши. Уотсен прикасался к стульям и шкафам, желая оставить свои отпечатки, свой след. В тот день в Лондоне опять шёл дождь и холодная вода билась в оконные стёкла, оставляя на них прозрачные разводы.

Мужчины пили чай и ели лимонный бисквит. Уотсен выглядел чересчур напряжённым, сидел на краешке стула, словно находился на аудиенции у представителя королевской семьи.

– Всё хорошо? – спросил Брайтон, отправляя в рот очередную порцию бисквита, лежащую на десертной ложке.

– А? Да-да, конечно… – натянуто улыбнулся писатель и поспешил сделать глоток чая.

Он видел сиреневых бабочек, летающих над головой возлюбленного. От них исходило потрясающее золотистое сияние и Редьярду до боли хотелось рассказать Бертрану об этом. Но он боялся…

– Если бы тебя спросили, что главное в литературе, что бы ты ответил? – откинувшись на спинку стула, поинтересовался Брайтон.

Уотсену показалось, что в глазах цвета жидкого серебра мелькала усталость. Он ведь так мало знал об этом человеке. Быть может, у него проблемы? Редьярду было непросто посмотреть на мир вокруг, увидеть эмоции людей, он жил в закрытом пространстве, где обитали его чувства и произведения.

– Любовь. Важнее её ничего нет, – зачарованно глядя на Брайтона, хрипло ответил писатель.

Бертран мягко улыбнулся и взял со стола серебристый портсигар:

– Ты так на меня смотришь…

– Как?

– Не знаю. Будто я… особенный.

– Так и есть.

– Ты меня смущаешь… – тихо рассмеявшись, Бертран достал сигарету, вставил её в рот и несколько развязно закурил. Одна из бабочек села на плечо мужчины и Уотсен протянул руку, чтобы спугнуть её. Конечность замерла в воздухе, создавая неловкий момент.

Брайтон вопросительно посмотрел на руку и, выпустив дым носом, сжал кисть мужчины в своей тёплой ладони.

Так они и сидели, слушая заунывную песнь лондонского дождя. А потом писатель вдруг встрепенулся:

– Давай поедем в Баколи!

– Боже, зачем? – затягиваясь, добродушно спросил Бертран.

– Солнце, море… Действие моего нового романа будет происходить в Баколи. Да, именно там!

– Хорошо, давай в Баколи. Я никогда там не бывал.

В эти секунды Уотсен ощутил себя самым счастливым человеком на свете.

Разумеется, когда Бенджамин узнал о поездке, то тут же забыл о своей английской сдержанности. Он пылко уверял, что им нечего делать в чужой стране, без сопровождения и знания языка. Уотсена раздражало, что кузен считал его малым дитём, оторванным от мира, но в тот день испытывал такую чистую и блаженную радость, что не стал вступать в спор.

– Ты пишешь гениальные книги. Ты один из самых лучших писателей во всём мире. Я не назову страну, в которой тебя не читают! Но… Редьярд… ты должен беречь себя, – настаивал Бенджамин, следуя за братом от гардероба до кровати, на которой стоял открытый чемодан, и обратно. – Да, ты увлёкся. Сильно. Но это не повод бросаться в омут с головой.

– Я не «увлёкся». Ты не смеешь говорить на эту тему, ясно тебе? Ещё раз услышу подобное – останешься без работы! – прошипел Редьярд, поджимая губы и бросая на Бенджамина злобный взгляд.

Тот поднял ладони вверх и кивнул. Никто не хочет остаться без куска хлеба. А Уотсен был живой легендой, которая хорошо платила. Очередь из желающих стать его секретарём выстроилась бы до самой Аляски. Посему Бенджамин не хотел рубить сук, на котором сидел. Но дело было не только в деньгах – он действительно опасался отпускать Редьярда в чужую страну. Иногда тот совершал странные телодвижения, мог подолгу смотреть в стену, а потом, стараясь проморгаться, соображать, где находится.

Но Уотсен был непреклонен и спустя сутки они с Брайтоном отчалили в Баколи, которая встретила их медовым солнцем и нежно-розовым закатом. Бледнокожий Редьярд щурился от непривычного изобилия естественного света и выглядел несколько растерянным, но жутко довольным.

Он арендовал дом Пьянко-Ручилло на берегу моря, который представлял собой двухэтажное белокаменное здание с большим количеством роскошно обставленных комнат, залов, дубовых лестниц. Брайтон бродил по нему, присвистывая от изобилия красоты. Когда от колорита позолоченных подсвечников, старинных картин и хрусталя в стеклянных шкафчиках начала кружиться голова, он пришёл в спальню, где Уотсен корпел над печатной машинкой. Его волосы всё ещё были прилежно расчёсаны по пробору, но пара прядей взбунтовались и выбились. Бертран улыбнулся, любуясь гением пера, находящимся за работой, а потом тихо вышел из комнаты, прикрыв дверь.