Игорь Дихтер - Больная любовь

– Тебе же больно, – прошептал писатель, застонав от ощущения жара и узкости на своём члене.

– Так и должно быть! – на выдохе выпалил Бертран и полностью опустился на член. Крик нарушил умиротворение, царящее в комнате. Он царапал плечи партнёра короткими ногтями, пытаясь привыкнуть к боли.

Редьярд сопел, оглаживая спину и бока Брайтона, неотрывно глядя в прекрасное лицо, жадно впитывая каждую эмоцию, отражающуюся на нём. А потом Бертран начал двигаться. Кровать ритмично скрипела и ударялась деревянным изголовьем о стену. Напоминая ковбоя, разомлевшего от жары, Брайтон скакал на члене, запрокидывая голову и издавая до ужаса эротические стоны. Редьярд любовался его сосками и кадыком. Время от времени приподнимался и касался их кончиком языка, от чего светлая кожа Бертрана покрывалась мурашками. Уотсену было слишком хорошо. Во рту стоял сладкий привкус. Низ живота свело болезненной судорогой. И когда член особенно мощно врезался в простату, Брайтон словил бешеный оргазм. Хрипло вскрикивая, он дёргался в конвульсиях, волосы липли к его влажному лбу. Зажмурившись, писатель с львиным рыком начал изливаться в горячее отверстие, шаловливо сжимающее-разжимающее его член. Он до боли сжимал бёдра любовника, не позволяя ему соскочить с плоти. Сладкие мгновения одновременного оргазма были чем-то поистине космическим.

***

Весь следующий день оказался для Уотсена пыткой. Он сидел в своём кабинете, курил и думал о нём. Это походило на наваждение, но мужчина ничего не мог с собой поделать. Низ живота сводило, в горле становилось неестественно сухо, стоило ему вспомнить пылкое соитие, но мужчина не мог его не вспоминать. Это было так хорошо, что становилось страшно. Он ведь не знал, не думал, что так бывает. Уотсен понимал, что, чтобы нормально жить дальше, ему нужно встретиться с Брайтоном, заглянуть в его туманные глаза, ощутить запах его терпких духов. Когда они расставались, стоя возле того дешёвого мотеля, Бертран взял номер телефона писателя и обещал вскоре позвонить. Уотсен был так опьянён счастьем после шикарного оргазма, что не сообразил попросить номер Бертрана, о чём теперь жалел. В нём разрасталась самая настоящая жажда. Промучившись до самых сумерек, Редьярд сел за рабочий стол. Проведя пальцами по клавишам печатной машинки, он задержался взглядом на чистом листе.

Бертран…

– Может быть, пообедаешь? – спросил Бенджамин, заглядывая к кузену через несколько часов.

– Нет. Уйди, – не отвлекаясь от печатания, небрежно бросил писатель.

Бену ничего не оставалось, кроме как скрыться. Погружённый в написание первой главы своего романа, Редьярд забыл обо всём на свете и таких мелочей, как приём пищи, просто не существовало. Однако спустя полчаса Бен вернулся, чем вызвал в душе Уотсена прилив раздражения.

– Ты не видишь, что я работаю?! – взорвался он, вскакивая со стула и нервно туша сигарету в пепельнице.

– Листон только что приехал в дом Колфера. Я думал, ты захочешь это знать, – изогнув бровь, преспокойненько ответил Бенджамин.

Редьярд ничего не ответил. Сложив напечатанные листы в потрёпанную чёрную папку, мужчина жестом выпроводил кузена и направился в ванную. Теперь, когда мозг не был занят написанием романа, Уотсен снова ощутил тоску, граничащую с болью. Воспоминания о страстной ночи любви были слишком ярки. Хотелось повторить. Хотелось наполнить себя безграничной взаимной любовью, но на данном этапе жизни писателю приходилось довольствоваться гнетущей неизвестностью.

«Где он? С кем? Когда позвонит? Позвонит ли?» – думал Редьярд, наспех принимая душ.

Мужчина не любил носить бороду или щетину, поэтому тщательно побрился, после чего надушился своим португальским одеколоном и облачился в новый светло-кофейный костюм и бежевую рубашку.

Выглядел Уотсен блистательно: аккуратно причёсанный по пробору, элегантный, хорошо пахнущий мужчина с красивым лицом покорил не одно сердце не только своим писательским талантом, но и представительной внешностью. Проблема была в том, что Редьярд был не среднестатистическим человеком, который мог бы бахвалиться своей привлекательностью и искать в ней выгоду. Его интересовали только те люди, которые могли вдохновить на творчество и подарить новое дыхание. А их было очень немного.

На улице было пасмурно, небо низко висело над Лондоном, обещая дождь. Уходя из дома, Уотсен велел своему дворецкому Каю не отходить от телефона и записывать имена всех звонящих. На этого старика можно было положиться, поэтому писатель не волновался.