Владимир Кирпильцов - Дядюшка Дэн – по дороге на войну и обратно

– Ну, хватит. Ты понял, в чём секрет? Твой удар этому Магоге, как слону – дробина. Его удар в несколько раз мощнее. Вот его и используй против него же самого. Даже помогай его удару в последнее мгновение. Главное – ты должен поднырнуть мимо него. Вот тогда… Ну ты видел…

Вошедшая Аглая с немым недоумением смотрела, как двое, маленький и большой, пытаются молотить друг друга, но сами же летят от удара, приканчивая последнюю целую мебель по пути следования собственного неуправляемого тела.

Они её не замечали. Ясу явно понравилось. Он учился с упоением.

– И последнее. Особо секретное оружие.

Взмыленный Яська затих в священном трепете, передавшимся и Аглае, остающейся незамеченной за старой, с кистями, шторой, прикрывающей вход. Что-то ей подсказывало – дальше только для мужчин, но соблазн кое-что узнать про эту породу останавливал. Она бесстыдно подслушивала.

– Если уж не смог уйти от сближения, то и не дёргайся со своими ударами – хватай его за… гениталии… Как за что?! – да за яйца, чёрт побери! Хватай и держи крепко-накрепко. Вот так!.. Ага, глаза на лоб полезли, и дёргаться уже не хочется, не так ли?

Мальчишка охнул и стал судорожно глотать воздух…

– Теперь ты понял, насколько надо давить? Э-э! Тренироваться будешь не на мне, а на…

– Понял, – сказал Яс, – на кошках.

– На котах… помойных, – добавил новоявленный сэнсэй, намекая на Гогу. – Правильное кино смотришь, Яс! Наше!

И тут же, даже не обернувшись, обратился к Аглае, наив-но полагавшей себя невидимкой:

– Тебя два мужика оставили только подслушивать, а ты ещё и подглядываешь!

Дверь хлопнула, унося лёгкий аромат Аглаи, который полковник уже научился неосознанно отличать.

Оба сидели, запыхавшись.

– Ну, как? Маленько освоил?

Яс закивал, соглашаясь. Но ещё больше уходя в себя.

– Ладно, говори, чего он там наболтал, какие слова будем засовывать в… Магоге… Ну, чтобы дело с концом. Говори просто! Как мужик – мужику!

Лицо Яськи скомкалось стыдом и желанием этого самого «как мужик – мужику»:

– Он сказал – верит в непорочное зачатие…

– Что ж в том плохого?

– Он потом добавил: «Вот и Яська у нас от непорочного зачатия. Посидела ученица с учителем истории на лавочке под ясенем, у речки – вот тебе и Яська».

– Да-а, однако, в прозорливости твоей маме не откажешь. Понимаю – плохо на душе у тебя, парень, от того прискорбного факта, что некому мать защитить. Я ведь тоже рос один у мамы, очень больной мамы… Всякие унижения приходилось перемалывать. Настроение иногда было…

Они оба замолчали, вспоминая и перемалывая нервом и желваком каждый своё, но уже в унисон…

– А хочешь, рецепт твоего исцеления от хандры покажу. Там у тебя под крыльцом не бочка ли?

Во дворе странный дядька разделся, неожиданно для Аглаи, обнажив угловатый, но сильный мускулистый торс. Он хотел снять и брюки, но, заметив её в окне, остановился, оставив и непрезентабельную майку, судя по виду – застиранную неоднократно впопыхах, скорее всего, прямо под краном:

‒ Давай, таскай холодную воду в бочку, и бегом.

Когда бочка наполнилась холодной колодезной водой, приказал:

– Лезь, поможет!

– Да ну… – Яська разочаровался.

– Лезь!

– А самому слабо?

Сэнсэй «сделал ручкой» нечто, вроде: «Спокойно, Вася» ‒ и шандарахнулся, не снимая брюк и майки, в бочку.

Вода вытолкнула подземельным чистым ключевым холодом. Артур Карлович вылетел из бочки как ужаленный:

– А теперь ты! Что, слабо?

Яс осторожно полез в воду, постепенно погружаясь и испытывая страдания.

– Да не мучайся! – вконец обнаглевший дядька подтолкнул его плечи, и Яс свалился головой вниз. И тут же, едва не захлёбываясь водой, холодом и возмущением, появился над краем бочки. Но его мучитель опять силком засунул его под воду.

Яростный Яська вынырнул и, дерзко, в отместку схватив голову обидчика за редкие волосёнки, утопил её… Потом ещё и ещё… Обмен любезностями взаимоутопляемых продолжался, пока старший утопленник не вынырнул прямо перед лицом Яськи с нелепыми антеннами волос, всклоченными цепким захватом мальчишеских пальцев.

– Лучше б ты Гогу-Магогу так за яйца держал! – посетовал новоявленный марсианин, стараясь пригладить редкие клочки волосьев, не отличающиеся завидной густотой.

Яська хохотал, убегая по двору от этого ненормального, пока оба не шлёпнулись мокрыми задами на крыльцо. Горячие волны охватывали распалённые ледяной водой розовые тела, забывшие о недавней хандре и озлоблении на человеческую несправедливость. Было светло и чисто, будто новый лист жизни начинался с Самой Заглавной буквы.