(цена бандероли) = (цена книг) /(1–0.02) = (цена книг)/0.98.
Государство получило примерно 40 копеек прибыли на каждые 100 рублей, а Гор приобрёл постоянную головную боль, поскольку преобразовать словесную формулировку нового закона в математическую формулу оказалось ему не под силу. Как человек предприимчивый и не бедный, он купил себе карманный программируемый калькулятор за 250 рублей, надеясь, что тот сам всё посчитает. Но калькулятор, к сожалению, этого не мог – сначала кто-то должен был его запрограммировать. Это было уж слишком – за свои деньги ещё и программировать! В любом случае, программировать Гор не умел. Поэтому он просто выбирал какие-нибудь цены для книг и для бандероли – с шагом в 1 копейку! – и проверял на калькуляторе общую сумму. Вдруг совпадёт!
Сизифу было легче.
Больше всего меня поразили эти 250 рублей, заплаченные за калькулятор. Директора букинистического магазина они, конечно, не разорили, но для меня они означали двухмесячную зарплату «чистыми». Я написала формулу. Он долго не верил, что формула подходит для любой общей суммы и проверял её для разных значений. Формула подходила. Теперь страница с формулой лежала в папке с самыми важными финансовыми документами, а я стала и для Гора желанным гостем. Я ходила в этот магазин просто как в клуб – столько интересных людей привлекал туда Сур. А сколько замечательных книг я там купила или просто прочла!
Один из лучших комплиментов, которые я в своей жизни получала, принадлежит Гору. Был конец декабря, я испекла какой-то пирог для Сура и Гора и пошла к ним, чтобы поздравить их с новым годом и показать своё новое платье. Сур не произнёс ни одного слова, только смотрел во все глаза. А Гор сказал: «И зачем я выкладываю такую кучу денег за эти дурацкие порнофильмы, когда можно просто снять, как Ленка ходит по нашему магазину!»
Это платье производило впечатление. Как-то однажды я надела его, когда мы с твоим отцом и одной приятельницей решили пойти в ресторан. Официант не отходил от меня весь вечер и в конце принёс счёт с ошибкой. Сумма была на 3 рубля меньше, что составляло почти 40 % общей суммы. Твой отец сказал, что этот официант получил удовольствия гораздо больше, чем на три рубля, и мы не стали указывать ему на ошибку.
Честно говоря, я и сегодня не знаю, что особенного было в этом платье. Оно было чёрное, прямого покроя, с вырезом под горло, длиной чуть выше колен и с рукавами по локоть. Это было первое моё платье из эластичной ткани, поскольку таких тканей в тогдашней России в свободной продаже не было. Кто-то подарил мне отрез, но на целое платье его не хватало. Поэтому верхняя часть платья и рукавов была сделана из чёрного кружева. Всякий раз, когда я его надевала, я получала столько комплиментов, что думала – все женщины должны носить трикотаж. Тогда большинство из них будет чувствовать себя гораздо счастливее.
Вся эта моя разнообразная деятельность происходила на фоне скандалов с моим всё-ещё-мужем, который не хотел разводиться. Без детей и имущественных проблем мы могли бы развестись прямо в ЗАГСе, без всякого суда – в случае, если оба согласны на развод. Что, к сожалению, места не имело.
Летом 1981 года мы наконец развелись. По суду.
Как если бы мне не позволено было жить без проблем, немедленно возникли новые. Я была вынуждена срочно искать себе новое жильё, т. к. одному сотруднику КГБ понадобилась моя комната. У его жены была своя комната в этой квартире и теперь они хотели вторую. А с сотрудниками КГБ лучше было лишний раз не ссориться. Денег на то, чтобы снять отдельную квартиру, у меня не было, а комнату найти не удавалось. Слава Богу, дело происходило летом, и народ разъехался по дачам. Я жила то тут, то там в квартирах друзей и знакомых и пыталась найти себе комнату.
Большую часть проблем создавал мой любимый диван. Помнишь ещё этот замечательный тёмно-красный диван в югенд-стиле, на котором ты всегда спал до самого нашего отъезда из России? Такой несимметричный, такой низкий – ножки были утеряны в незапамятные времена – и такой милый, что терять его я не собиралась. Он ко мне сам с неба прилетел – вернее сказать, с восьмого этажа. А случилось это так: я сидела у себя в комнате и читала книгу Аверинцева «Византийская поэтика». Может быть, впрочем, называлась она и «Поэтика ранней Византии». Не помню. Московские интеллектуалы тогда много про неё говорили, а я была ещё слишком наивна и думала, что всё, о чём люди разговаривают, они должны сначала хорошенько изучить. Кругом лежали словари и энциклопедии, но понять эту книгу и с ними было не легко. Я устала.
Читать дальше