Наташа Корнеева - Рио-де-Жанейро

Убедившись, что островок скоростной свободен, я выскочила и ускорилась. Справа сплошной поток машин и слева сплошной поток машин. Идут, уткнувшись друг другу в жопу мордой. Какая там дистанция! Кто бы ее соблюдал. Скорость у меня сто тридцать. И тут со встречной полосы резко выскакивает какой-то черт и начинает прям таки бешено ускоряться. Прет четко мне в лоб. Вот как так? Он же прекрасно видел меня, когда пошел на обгон. Ну, допустим, не видел. Но сейчас-то видит!

Гастелло, блть. И он не только не сбросил скорость, он продолжал ее резво набирать.

Знаете, время умеет останавливаться, растягиваться, становиться густым и вязким. При этом звуки тоже растягиваются до неузнаваемости, становятся низкими и противными, страшными. Это как замедленные съемки под водой.

Я мысленно прощалась с родителями, с дочерью. Поблагодарила бога, что нахожусь одна в машине. Вот, говорят, что в таких ситуациях вся жизнь перед глазами проходит за секунды. У меня вся жизнь скукожилась и съебалась от греха подальше. Но четкие, яркие картины проскочили очень явственно. Это как обрывки киноленты. Кадры, вырезанные из разных лет жизни, а потом склеенные в одно целое. Жуть, короче. Не дай бог кому такое.

Ну, а мне помирать не хотелось, поэтому одна часть моего многофункционального мозга смотрела кино, а остальные работали на выживание. И вот что удивительно, водители, находящихся справа от меня машин, чувствовали себя спокойно, и ни одна сука не соизволила притормозить и дать мне возможность вклиниться в ряд. Или прижались бы к обочине, предоставив мне место для маневра. Ведь если мы поцелуемся лбами, то находящимся рядом водилам придет тот же пиздец, что и нам.

Мне терять было нечего и я в наглую начала прижиматься к машине справа и вытеснять ее на обочину. А что еще делать? Даже если бы мне удалось тупо остановиться, это не спасло бы ситуацию, носорог пер буром.

« Вот и все. Сейчас я услышу характерный скрежет и … полетели» С такой мыслью я рассматривала тупую морду оппонента и продолжала «двигать» на обочину соседнюю «Мазду». Но «Мазда» упорно сопротивлялась.

Я была уже готова столкнуться с ней – все лучше лобового, но в последний момент мне удалось подвинуть эту «во поле сосну». Носорог пропылил мимо, в миллиметре от меня, я вернулась на «скоростную» полосу, добавила газку и затянулась сигаретой. Все это время она была у меня в руке.

Описание долгое. А там, на трассе, на все про все мне было дано несколько секунд.

P.S. «Мазда» – название для иностранцев. Официально фирма в Японии называется «Мацуда», по фамилии основателя. По иероглифам «сосна» и «поле».

Встали когда встали. Ощущение такое, будто проснулся в гробу. Я лежала на животе. Кое-как разлепив по очереди глаза, принялась фокусировать взгляд. Взгляд уперся в злосчастную дверь за спинкой кровати, и мгновенно шибануло молотком по затылку. Медленно , с опаской, повернула голову налево, направо – стены, замуровали … И как-то само собой начала орать. В гробовой комнате кроме меня никого нет. Вы не представляете, как мне стало страшно. С бодуна и так состояние будто грохнул кого-то накануне, а тут еще стены кругом …

Орала не очень долго. Входная дверь со скрипом отползла в сторону, появилась косматая Димкина голова, поднос с кофейником, бутербродами, коньком и , барабанная дробь (зима, еслив чо, мухосранск) розы! Мой истошный, леденящий вопль, идеально подходящий для озвучки фильмов ужаса, плавно перешел в восторженный поросячий визг! Не, я не люблю сорванных цветов, но дело-то не в этом. Это ж мне, ради меня …. Блин, слов нет, как приятно …

Я уж и забыла, когда последний раз хоть какая-нибудь сволочь приносила мне кофе в постель. Да бог с ним, с кофе. «Доброе утро» забыла, как звучит не на официозе …

* * *

Проснулась от странного толчка. Да что же это такое? Пробуждение должно быть легким, светлым, как летний ветерок. А я второй раз подряд просыпаюсь так, словно умерла вчера.

Ага, Едем. Темно. Абсолютно темно. Только впереди и далеко-далеко внизу огоньки мелкие. Потрясла головой. Йоптыть, летим что ли? Посмотрела на Димку. Тому ваще пофиг. Сигарета в зубах, улыбочка самому себе и Кримсон орет так, что глаза режет. Глянула на спидометр. Ощущение полета усилилось.

– Куда летим?

–А? Проснулась? Гляди, красота какая. Урал. Перевал. Смотри, смотри вниз. Видишь огоньки? Это дома.

– Дома?

Я вцепилась в сидение. Дорога узкая, без ограждений. А то, что было «дома», походило на искры от сигарет. Форд, как заправский горнолыжник, со всей своей дури летел вниз. Впереди узрела крутой, почти под сто восемьдесят градусов, поворот. Димка скорость не сбрасывает. И мне показалось, что он и не собирается никуда поворачивать. Так вот по прямой и в космос. Создавалось ощущение, что вот, сейчас, мы долетим до края пропасти. А там трамплин. Сиганем мы с этого трамплинчика и взмоем вертикально вверх, потом просвистим камнем вертикально вниз, рухнем на елки, и, сбивая снег с растопыренных лап, ломая их , сами станем снегом. Че-то сильно захотелось жить.