Владимир Ситников - Взятие Крутоторска

Однажды пришла с работы Лёля и не узнала свою комнату. Везде: на подоконнике, на столе, к ковру пристёгнутые красовались альбомные листы, а на них цветы, лошади, коровы, мама с сестрой Ленкой, дедушка в шапке, бабушка чугунок каши несёт. Всех Лёля узнала.

Учительница-пенсионерка Маргарита Гавриловна, которой делала Лёля уколы на дому, приковыляв к ним с тросточкой, начала расхваливать Тайкины рисунки.

– Обязательно надо девочку записать в студию при Дворце пионеров, – говорила она Лёле. – Способности у неё.

Лёля не уверена была, что способности у Тайки появились, но повела в Дворец пионеров. Всё там было необычным. На подоконниках в светлой студии стояли белоснежные статуэтки и бюсты. Одна статуэтка – женщина без рук. Удивительно, почто ей руки оторвали? Кружком рисования руководил настоящий художник Аркадий Елизарович, высокий, со шрамом на щеке. Говорят, на войне он этот шрам получил. Посмотрел он Тайкины рисунки и посадил её за стол возле самого окошка.

– Портреты хочешь рисовать? Это хорошо, – похвалил он. – А чтобы лицо получилось, надо овал научиться закручивать, вроде яичка куриного. С этого и начинается портрет.

И Тайка рисовала «яичко». Самой нравилось, как из яичка получалось лицо. Конечно, не такое, какие рисует Аркадий Елизарович, но ей нравились её портреты.

– Ну вот. Понимаешь, – подхваливал её Аркадий Елизарович то ли потому, что Тайка была в кружке-студии самая маленькая, то ли потому, что вправду у неё что-то получалось.

О безрукой статуэтке Аркадий Елизарович сказал:

– Это Венера Милосская. Её такой и нашли.

А ещё был гипсовый голый мужчина, у которого вместо письки был листок. Но смеяться было нельзя, потому что Аркадий Елизарович уважительно называл эти статуэтки шедеврами.

Она с удовольствием ходила в Дворец пионеров, а тётя Лёля даже купила ей большую папку на тесёмках. Это для рисунков, чтоб не измялись.

Катька завидовала Тайке и, чтоб примириться, даже принесла без отдачи свои «отрезы», но Тайке перестали они нравиться. То ли дело рисунки, за которые её хвалит сам Аркадий Елизарович.

Под потолком в студии парила подвешенная на струне коричневатая долгоносая птица. У этой птицы – лесного кулика-вальдшнепа, по утверждению Аркадия Елизаровича, на сгибе крыла были два махоньких пёрышка, которыми можно проводить самые тонкие линии на портрете.

– Одно такое пёрышко у нас стоит двести рублей, а в Америке триста долларов, – заявил шестиклассник Клим Сухоруков. Он всё знал. И рисовал очень хорошо.

Тайка видела это пёрышко, по величине такое же, как маленькое железное перо-скелетик. Тайка рассказывала тёте Лёле об этом пёрышке, и та удивилась:

– Чудеса да и только.

Когда Тайка научится проводить таким пёрышком самые тонкие линии, никому не было известно.

Ещё запомнились Тайке в Ухте октябрьские праздники. Весь город вывалил в этот день на улицы. Шли люди с красными флагами, рядами, играли оркестры, под которые хотелось весело маршировать, и Тайка с тётей Лёлей маршировала. Почти все тётю Лёлю тут знали, махали бумажными цветами, кричали:

– Да здравствует советская медицина! – и орали: ура!

На площади, где праздничные люди остановились, чтоб слушать речи и призывы, она пролезла вперёд и всё увидела: военных с винтовками, милиционеров и пионеров, которые вышагивали так дружно, что, казалось, вздрагивает земля.

Из Несваричей пришло письмо. Тётя Лёля читала его и вздыхала:

– Домой тебя зовут. Сестрёнка родилась, Оля. Без тебя, говорят, нянчиться некому, да и в школу тебе скоро идти.

Когда Тайка сказала художнику Аркадию Елизаровичу, что скоро отец приедет и увезёт её в Несваричи, он очень огорчился.

– Ты – одарённая девочка, не бросай рисование. Может, из тебя настоящая Серебрякова получится. Для начала можно и копировать. Это придаст уверенность.

Кто такая Серебрякова, Тайка не знала, но, наверное, очень хорошая, раз хвалит её сам Аркадий Елизарович. А тот раздобрился и подарил Тайке пять листов бумаги ватман, а ещё альбом и акварельные краски.

– Рисуй как можно чаще. И учись распознавать цвета. К примеру, зелёный цвет – цвет весны и обновления. Белый – покой. Красный – горячий, – наказывал он.

Кукла с долгими волосами так и осталась мечтой. Зато страсть к рисованию пробудилась.

Ещё что запомнилось из ухтинского житья? Когда пустили тепло, стала Лёля для закаливания спать голышом, а свои красные плавки набрасывала на торшер и говорила: