Берта Рокавилли - Жаворонки. Повести

– Янек, тебя нарочно на праздник на дежурство загнали?

– Это расплата за 9 мая – я с Маратом к нему в Крым поеду, – и он пускается в восторженный рассказ об их планах со свистом проехать по Керченскому мосту.

Вчерашняя обволакивающая тоска, которую она кое-как заглушила хозяйственными делами, снова наползла и заполнила всё пространство. И хотя внутренне Лима была готова к такому повороту событий, защититься от горького разочарования так и не смогла. Но ничего не поделаешь – сыну восемнадцать, он вправе решать, как ему отдыхать. Он учится в Воронежском училище ВКС, у него хорошие друзья – во всяком случае, у нее нет причин опасаться, что он с ними будет чем-то неподобающим заниматься. Он сын своего времени, юный патриот, он хочет управлять «Буками» и «Искандерами». Более того, он считает разруху 90-х Марианской впадиной российской истории и знает, кто несет за это ответственность, а заодно и за его нищее детство. У него нет ни малейших сомнений, куда эти «Буки» следует направить. В целом она довольна, как их там готовят. Но к большому материнскому сожалению, на каникулы и большие праздники он ездит к друзьям – его то горнолыжными спусками соблазнят, то рыбалкой, то девушкой (у Марата не только богатый отец «с возможностями», но и красивая сестра). В Москве он не был уже год, говоря: «Чего я там не видел? Новую плитку тротуарную?!»

Пожелав сыну приятного отдыха и отключив скайп, Лима долго непонимающе глядела на гору приготовленного мяса с грибами и сыром. Четвертый год живя одна, она уже свыклась с блюдами быстрого приготовления, то есть омлетом или сырым огурцом, и целая кастрюля мяса действительно казалась ей разнузданным пиром. Ну, допустим, завтра еще выходной, можно какой-нибудь досуг придумать. Но какой? Начать пить в одиночестве? От веселья с коллегами она отказалась сознательно, и тому были причины, а никаких знакомств вне работы у нее никогда и не было. Лучшая же школьная подруга восемнадцать лет назад отличилась на новогоднем банкете, и с тех пор они не виделись. Другие же подружки той поры, которые приходили потискать ребенка и выразить свое сочувствие, после шли к той, к разлучнице, и пространно рассуждали о том, что излишняя принципиальность вредит дружбе. Ну, согрешила, подумаешь, с кем не бывает? Этот кобель всё равно бы ушел не сегодня, так завтра. Разве можно из-за этого лучшую подругу сукой обзывать?! Но Лима проявила странную (в ее-то положении!) непримиримость и раздружилась сразу со всеми блаженными миротворцами.

Одиночество, сдобренное депрессией, высвечивает в темных уголках памяти любые, даже самые незначительные обиды. То, что, казалось, поросло быльем, вдруг поднимало в душе волну возмущения, и Лима мысленно спорила со своими обидчиками, подыскивала меткие слова и веские аргументы, и подобные монологи крутились в ее сознании от рассвета до глубокой ночи, а иной раз продолжались и во сне.

Вообще, оценивая свой опыт общения с людьми за все прожитые годы, она жалела не от том, что у нее мало друзей, а как раз наоборот – о том, что когда-то была чересчур терпима. «Нет такой поганой твари, которая бы на что-нибудь не годилась», – говорил Ромен Ролан, и Лима в ту пору соглашалась и даже по-своему развивала эту мысль, опираясь на вечные христианские ценности, не отталкивая людей за их промахи, откладывая сколько возможно выяснение отношений. Она долго старалась быть вежливой, однако…

Отсекать приходилось лишь тогда, когда все другие возможности мирного урегулирования были исчерпаны. Но и с такой стратегией все равно не могла отгородиться от совершенно немотивированной ненависти незнакомых людей, в основном женщин постарше. Как-то раз спросила у дежурной по эскалатору – немолодой представительной дамы, где переход на другую ветку, и получила на свою голову такой ушат помоев, который возможен только тогда, когда тяжесть обиды на жизнь перевешивает все радости жизни вместе взятые. Видимо, тут сыграла свою роль и старость, и бедность, и некрасивость, и чересчур заметные новые Лимины сапожки, и даже то, что когда-то, в 1989 году, продуктовый заказ, положенный всем работникам метрополитена, этой почтенной леди не достался – а ведь так рассчитывала!

– Ты читать-то умеешь?! – верещала дежурная, тряся седыми кудряшками, еле прикрытыми красной форменной шапкой. – Понаехало лимиты, сами не знают, куда прутся, и всё лезут и лезут!..

Подобные эпизоды повторялись с Лимой с завидной регулярностью. В ее лице было что-то такое, что сигнализировало хаму о полной безоружности. Прекратить это можно было только одним способом – прекратив любые сношения с социумом, что невозможно для работника сферы обслуживания. Благо, с дамами она не работала, но и среди мужчин иногда случались заплутавшие в половом вопросе склочники.