Мариам Но - Еще одна книга о 90-х. Хиппи, тамбовская банда, пропавшие девочки и другие истории

Берта запнулась.

– Это был двадцать второй или двадцать третий год, – возразила она, – мне было тринадцать лет…

– А вы помните двадцатые годы? – повернулась я к Марии Сергевне.

– Помню, – отрезала та и двинула к выходу из кухни.

В то время ей было около девяноста. Она родилась в 1897 или 1898 году, видела, соответственно, Революцию, гражданскую войну, Большой террор, Вторую мировую войну и вот – перестройку.

Единственным воспоминанием о прошлом, которого мне удалось от нее когда-либо добиться, был рассказ о том, что в 1913 году, когда праздновали трехсотлетие дома Романовых, у нее была роскошная коса.

Я училась на третьем курсе филфака МГУ, и ко мне ходили в гости однокурсники. Федоровича мое филологическое настоящее волновало. У него были личные отношения с университетом. Перед войной он успел закончить три курса историко-филологического факультета МГУ.

Однажды, когда мы в очередной раз насмешливой гурьбой просочились мимо него, Федорович обиженно крикнул вслед:

– Я знаю филологию лучше вас!

Легко превратиться для посторонних в комического персонажа.

На фоне всего этого в МГУ продолжали читать старую программу, и нас невозмутимо готовили сдавать «научный марксизм» на госэкзаменах (мы были последним курсом, который его учил). Это был совершенно дзен-буддистский опыт. Хлопок одной ладони.

Тогдашний декан филфака Волков читал курс по советской литературе. Он читал лекцию, попутно иллюстрируя на доске: рисовал точку, вокруг нее меловой круг: «это личность, это общество». Чертил от точки линии к кругу: «в советском реализме личность накрепко держится за общество». Стирал все, рисовал точку снаружи круга – «в романтической литературе герой противопоставляет себя обществу». Я сидела в первом ряду, и он избрал меня, как того человека, глядя в глаза которому все это произносилось. Когда Волков оговорился и заявил, что «расскажет об этом в прошлый раз» – это было точь в точь по кортасаровскому «Преследователю», «звезда полынь разлетится шесть месяцев назад». Книга лежала у меня на коленях. Я не выдержала и стала смеяться. Волков тоже заулыбался.

По телевизору показывали политику и рок-концерты. Показали живое выступление Лед Зеппелин однажды.

Мы сидели с приятелями-хиппи на полу у черно-белого экрана, смотрели на Планта, за высокой дубовой дверью звенел сандалиями Федорович. Под окном шли замороченные позднесоветские люди. Это было время «остранения», как сказал бы Шкловский – и, как я тогда осознала, с жизненным опытом опоязовцев не требовалось много ума для того, чтобы выдумать этот термин. Остранение настигало тебя само, хотел ты того или нет.

Осенью 1998 года в кювете возле подмосковной деревни Вашутино нашли брошенный «Сааб», а в его багажнике – трупы двух человек. Одним был владелец «Сааба» Сергей Иванцов, вторым- его водитель. Оба были застрелены из пистолета «Макаров».

К слову, это сейчас «Саабы» пропали с московских дорог, а в девяностые годы это была престижная, популярная у богатых предпринимателей марка. По телевизору шла реклама – «Летайте автомобилями «Сааб!». Многие летали.

Иванцову в момент смерти было сорок лет, он был членом Совета предпринимателей при правительстве Москвы и вором в законе. Кличка его в криминальном мире была простой: Иванец. До «Сааба» у него был «БМВ» – добротная бандитская классика.

Я знала его лично, потому что он был москвичом из хорошей семьи: родился в доме на Беговой улице возле Ипподрома у родителей-университетских преподавателей и был одноклассником старшего брата одного из моих тогдашних друзей, Мити. Теперь уже не узнаешь, как Иванец пошел по кривой дорожке, но в 1992-ом году он «держал» все антикварные магазины в Москве, был крупным «авторитетом» и прочее в том же роде. Жил он все в той же родительской квартире, в том же подъезде, что и Митя.

Митин брат за полгода до этого эмигрировал в Америку, и Иванцов по наследству достался Митьке в качестве старшего приятеля.

В начале той зимы Иванцу кто-то сообщил, что готовится его арест, и он спрятался от милиции в митькиной квартире. Просто договорился с ним и переехал жить на несколько этажей выше вместе с женой и охранниками.

По утрам к Иванцу являлись почтительные гонцы с пакетами денег. От Иванца я узнала, что старинные брегеты и прочие исторические артефакты, выставленные в арбатских витринах на радость иностранным туристам, собирались по частям из разных часов криминальными умельцами – и что вообще все антикварные были точками переработки и сбыта краденного.