– Повезло вам, бабушка, мы почти без вас уехали.
Она широко раскрыв глаза, удивилась, не найдя что на это возразить. Ее дыхание, прерывистое и учащенное, сбило речь, а сердце колотилось, норовя выпрыгнуть из груди.
Проводница пропустила вперед своего последнего пассажира, а та одним ловким движением закинула сумку в тамбур и взялась за ручки. Оставалась лишь три три-четыре последних ступеньки. Теперь, после пройденного и пережитого, Ее ничего не могло остановить. Пока Она влезала в вагон, под безобразный фон криков, прощаний, и гул мотора, Ей захотелось еще раз оглянуться на проводницу. «Ваше место в этом вагоне» сказала та Ей. Такие простые слова, показались удивительно подходящими, а ее усталый взгляд запоздало знакомым. Поэтому, едва очутившись в тамбуре, Она скорее подняла сумку с пола, и обернулась. Может быть, хотелось последний раз посмотреть на город, который остался снаружи, и на людей, провожающих Ее и поезд.
«Поезд, действительно, едва не ушел без меня».
Обожженная этой мыслью, Она разом вспомнила, для чего так долго стремилось обогнать зимнее солнце, и почему непременно должна была успеть на поезд, а потому молнией прошмыгнула внутрь вагона.
Он был купейный, некоторые двери были уже закрыты, но Она, даже не обращая внимания на них, спешно направилась вдоль по коридору, пока не остановилась у одного купе, с цифрой четыре на двери. Это купе на первый взгляд тоже было закрыто, но подойдя, Она увидела, что дверь не до конца задвинута, а значит…
«Вот она, моя дверь».
Она еще постояла какое-то мгновение, возможно, стараясь восстановить сбившееся от бега дыхание, или не решаясь постучать. Сердце отбивало барабанную дробь, а ноги, так верно служившее Ей до этой секунды, сейчас отказывались держаться прямо. Поэтому, когда в конце коридора показалось движение и чей-то мягкий голос, Она резко распахнула дверь и целиком прошмыгнула внутрь.
– Ну, давай, рассказывай!
Женщина без возраста была полна и тучна. Бесформенна, как чехол дирижабля, она, однако же, довольно ловко перемещалась по всем десяти квадратным метрам своей кухни, насквозь пропахшей холодным супом. Женщина прытко сновала из стороны в сторону, суетясь и доставая из верхних полок чашки и блюдца. Очень давно, будучи еще совсем юной, она волею случая стала работать проводницей на одном из самых долгих железнодорожных рейсов своей необъятной страны – сообщение Владивосток-Москва, где и задержалась до сих пор. За годы, проведенные в разъездах, она научилась жить в маленьких комнатушках-купе, питаться разогретой едой из полуфабрикатов и пить несладкий чай, но самое главное – она перестала бояться расстояний и считать время, потому что каждый рейс нивелировал ощущение разнообразия и сливался в одну сплошную полосу монотонности, под стать железнодорожному полотну.
Впрочем, ко всему привыкаешь, и к чаю несладкому, и к тряске вагона, и к перегару в тамбуре, поэтому и эта женщина перестала со временем замечать недостатки своей разъездной жизни. Возможно по этой же причине привычности, и менять она уже ничего не собиралась.
А сегодня же, очередным прохладным декабрьским днем, таким же похожим на остальные предыдущие, как и на все последующие – словно почтовые столбы за окнами купе, она намеревалась распить чаю в компании своей старой приятельницы, которая так же привычно сидела рядом, на низком стульчике, но о чем-то подозрительно молчала. Что, конечно, было из ряда вон любопытно!
– Я уже вся измучилась, заждалась тебя, – приговаривала она, по-хозяйски разливая чай в чашки. – Ты всё не приходишь, совсем не звонишь! Мне кто позвонит-то? Вот, наконец, вытянула тебя… Ну, давай! Тебе два сахара?
Та, что сидела на низком стуле, молча кивнула. Она почти ничего не произнесла с тех самых пор, как вошла в эту квартиру. Теперь она сидела в заношенных тапочках для гостей на неудобной жесткой седушке, которая была обтянута ярко-красной ситцевой тканью, где вся набивка сбилась в комья вокруг, по периметру. Она, бесцельно смотря в окно, наблюдала, как солнце лениво западает на бок. «И это в четыре-то часа… Как я сюда попала вообще? Кажется, ноги сами привели…», подумала она.
– Как хорошо, что ты зашла, а то бы еще неделю не виделись, – словно читая её мысли, ответила хозяйка. – Я весь телефон тебе оборвала, с пятницы пробивалась! Ты телефон отключила, что ли?
Предательское солнце почти скрылось за горизонтом, оставляя своей грустной зрительнице лишь маленькую полосочку бледно-желтого зарева, которое, кстати тоже постепенно растворялось вдали, пока на ее глазах не исчезло совсем.
Читать дальше