Конфликт удалось временно замять, но взаимное недовольство не исчезло. Да к тому же полное безразличие мужа к поддержанию порядка в доме и вялость в решении хозяйственных вопросов стали раздражать Регину. Были и другие источники нервозности. Постоянные скандалы соседей этажом выше не давали покоя. А замена полов наверху привела к тому, что в их квартиру пришли незваные гости – рыжие тараканы, от которых было трудно избавиться. Регина также неоднократно жаловалась на то, что Эсператов поздновато ложится спать, а она без него никак не может уснуть. Жена эгоистично требовала к себе как можно больше внимания даже тогда, когда муж для её же пользы занимался делами её учёбы или работы. Регина умела хорошо готовить, но делала это всё реже и реже. Эсператов, поначалу приносивший жене завтраки в постель, постепенно ограничивался быстрым складированием основных продуктов для перекуса на ходу. Он не замечал, что в бытовой суете отношения постепенно притирались, становились будничными, привычными, чего не выносила романтично настроенная Регина. Хотя лирический настрой окрылял их не раз во время совместных прогулок, одинокие путешествия в отцовском авто для того, чтобы побывать в родительском доме и навестить дочь, огорчали жену Эсператова. Да и было кому за его спиной раскачать их семейную лодку. Он это чувствовал – чувствовал, но ничего не предпринимал, надеясь на крепость семейных уз и на верность жены.
Вот уже несколько дней, оставшись дома только с кошкой Крис, Эсператов с головой окунулся в работу. Он торопился успеть сдать эскиз в срок. Наполовину задумка была уже воплощена, но другая половина работы, связанная с решением антуража и деталировкой композиции, нуждалась во вдумчивом анализе и точности исполнения. Скучать было некогда, да Крис и не давала скучать. Её мурчание становилось всё навязчивее, повадки – диче и агрессивнее.
Решившись немного отвлечься, Эсператов включил телевизор. Звучали рождественские стихи. Под скрипичную музыку женщина в строгом тёмно-пурпурном одеянии читала известное стихотворение Блока, полное мистических озарений и мрачных предчувствий:
Был вечер поздний и багровый,
Звезда-предвестница взошла.
Над бездной плакал голос новый —
Младенца Дева родила.
«Гм …Конечно, люблю Блока, – стал философствовать Эсператов. —Но к Рождеству могли бы что-то и оптимистичнее прочесть – возможно, Бродского или Бунина. Да, почему бы не Бунина – «вечерний ангел», «грёзы золотые», «чистой радости» мечта… А может, их уже читали? Даже у меланхоличного Надсона был светлый рождественский стих…». Рассуждение Эсператова прервало возвращение ощущения голоса женщины-чтеца на последней строфе:
Владыки, полные заботы,
Послали весть во все концы,
И на губах Искариота
Улыбку видели гонцы.
«И на губах Искариота улыбку видели гонцы», – машинально повторил Эсператов последнюю фразу. А затем он мысленно вернулся к пропущенной строфе:
И было знаменье и чудо:
В невозмутимой тишине
Среди толпы возник Иуда
В холодной маске, на коне.
Почему Искариота сделал Блок свидетелем Рождества? – задумался Эсператов. Он часть предвечной силы, оскверняющей свет и радость. Не антихрист и не бес – вечный лицедей, предатель и мнимый победитель. Предательство ранит больнее, чем открытая вражда, не так ли? Чудо Рождения и чудо греховного лицедейства. Одно неизбежно сопровождает другое, как спутник, как предвестие грядущего столкновения двух начал одной истории, что изображено на фреске Джотто…
К ночи телефонный дисплей высветил сообщение от жены. Снова завязалась «телеграфная» беседа.
Жена : – Я на Рождество никак не успею. Миу. Спишь?
– Какой тут сон…
Жена : – А что?
– Пушистик ничего делать не даёт.
Жена : – А что делает?
– Мешает. То на стол лезет, то на планшет, урчит и вращается.
Жена : – И что? Кошке просто плохо, пройдёт.
– Мне тоже не лучше.
Жена : – А тебе от чего?
– От этого.
Жена : – От кошки? Ну запри её тогда.
– Да постоянно вой в ушах, на все столы к любой посуде прыгает.
Жена : – Тебя это злит, так?
– Не злит, просто изматывает.
Жена : – Если бы я сделала операцию ей, она бы так не мурячиля. Ты сам отказался от этой идеи, кстати.
– Ещё хуже бы было калечить. Не говори об этом живодёрстве вообще.
Жена : – А лучше, чтоб ты психовал?
Читать дальше