Марина Щелканова - Призрачные рубежи. Сборник

Какая горькая ирония. Табличка, что указывала путь, обломилась. Теперь на ней можно прочесть:

Кладбище «Постоялый двор»

Это судьба смеётся надо мной.

Брожу среди могил, предчувствуя, что здесь мне уготовано какое-то послание. Но что это? Моя могила? Как я здесь оказалась? Почему? Это невозможно. Как странно жить и найти себя на погосте. Моё имя, дата рождения и прочерк, а даты смерти нет.

Но нет мне успокоения среди этих серых крестов и камней. Смотрю на свой холм земли и никак не могу оторвать взгляда. Что-то пугающее и завораживающее в этом зрелище. Но оно не даёт никаких ответов, и потому я с горечью покидаю этот тихий уголок.

Больше нет места скорби в моём сердце. Не тронут меня слёзы плакальщиц, не встревожит грустная песня. Скоро я научусь приручать громы и молнии, укрощать воды рек и морей. И пускай все смерти придут, на каждую найду управу.

А впереди постоялый двор. Какая-то женщина выходит с кладбища. Чем-то она мне тебя напоминает. Что-то неуловимое в походке, в движениях. Так ведь это же ты!

– Смотри, как красиво, три солнца.

– Да, это наши души радуются встрече. Ты здесь. Так странно видеть тебя, как будто в последний раз мы были вместе в одной из прошлых жизней.

– Так, верно, и было, когда я уехала от тебя к своему графу.

– Я надеялся, что ты будешь счастлива и забудешь обо мне.

– Нет, я помнила тебя всегда. Но ты же знаешь, что я не могла поступить иначе.

– Знаю, не могла.

– Мы нашли друг друга здесь, на границе между мирами. Отчего так?

– Возможно, от того, что наша любовь была самым большим несчастьем в нашей жизни.

– А, может быть, мы прожили несколько жизней?

Накрапывает мелкий дождик, и в лужах отражаются башни и дома. А на углу улиц стоит шарманщик. Много лет уже он тут денно нощно играет одну и ту же мелодию, которая теперь уже стала частью этих мест.

И через века он всё так же будет здесь крутить, крутить свою шарманку. А люди всё так же со страхом и упрёком будут украдкой смотреть на его горестную фигуру. И всё так же собаки будут злобно ворчать на него.

И вот здесь, между мирами, в призрачном городе будут встречаться несчастные влюблённые, спустя много лет на один день обретая друг друга.

Был вечер. С востока надвигалась тяжёлая грозовая туча. В густом, пропитанном дневным зноем воздухе было тяжело дышать. С дороги поднялась пыль, а небо расколола острая молния. Послышался первый раскат грома. Темнота опустилась на город.

Ветки клонились к земле, ветер завывал в трубах, а крупные капли дождя горохом сыпались на черепицу. На какую-то минуту всё стихло, и тогда отчётливо раздался стук в дверь.

Поздним гостем оказался старый горбун. Он исподлобья взглянул на меня, так что я невольно отступил, пропуская его в дом. Горбун сделал шаг вперёд и обратился ко мне:

– Тебя выбрали. Отныне твой дар – приносить людям облегчение. После этих слов он растворился в ночи.

Наутро ко мне явился приятель с жалобами на головную боль. Прикоснувшись к его лбу, я почувствовал, что боль отделилась от его тела и перешла ко мне. Потрясённый, он долго благодарил меня. Я же с трудом держался на ногах.

Шли дни, и я постепенно осваивался со своим странным даром, который ни на минуту не давал забыть о себе. Вскоре появились они. Их было так много, что все лица смешались у меня в одну искажённую маску страдания.

Были хрупкие девушки с прозрачной кожей и торчащими ключицами, были немощные старики, были дети с переломанными руками и ногами, женщины со вздувшимися венами на ногах, мужчины с разорванными мышцами. И все они просили одного. Они готовы были платить огромные деньги, как будто можно было назначить цену тому, что я для них делал. И я уже не мог отказать никому из этих людей. В их испуганных глазах я читал только одно: то, что я – их единственная надежда.

Они хотели вновь почувствовать свои тела, вернуться к радостям жизни и физической любви.

Постепенно я начал привыкать к тому, что мои кости постоянно ныли, а глаза едва различали дневной свет. Мне доставляло непередаваемое удовольствие смотреть на счастливые лица тех, чьи страдания я брал на себя.