Мария Стародубцева - Зимний сад

Я тот человек, который будет три часа искать в интернете фильм, под который захочется заснуть. Трафика осталось 5 гигабайт, должно хватить. Натыкаюсь на очередной ужастик, разваливаюсь на диване. Трикс, привлечённая мерцанием экрана, сидит рядом и делает вид, что тоже смотрит. Интересно, она что-нибудь понимает? Я, например, нет. Ставлю фильм на паузу и отрубаюсь, еле успев допить кофе. Опять не помог! И так, в принципе, проходят все мои дни…

Трикс, свернувшись, лежит на спинке дивана, игнорируя меня совершенно. Люблю выражаться вычурно и фигурально (где это я взял такую фразу?). За окном по-прежнему метель, сквозь которую изредка можно заметить силуэты людей и машин, робко ползущих сквозь белый занавес. Маршрутки тут не ходят, автомобиль есть практически у каждого, чаще всего это внедорожники с квадратными колёсами. Да, мы такие. Только у нас может выпасть полметра снега 30 мая и растаять к 3 июня; только здесь у машин большие квадратные колёса, как в кошмаре конструктивиста, и поездка на них заставляет почувствовать себя участниками родео. Только тут в самый разгар метели можно увидеть на улице девушек в одних тонких лосинах и кофточках, потому что, едва выскочив из магазина, они ныряют в тёплый автомобиль. В принципе, если бы в машину помещался холодильник, а не переносная сумка- рефрижератор, можно было бы жить в ней, а не только ездить. У меня, например, машины нет, продал. Сейчас они словно испарились: город утопает в белой мгле, будто сгинул вместе со всеми жителями.

Зачем я вообще всё это пишу? Ощущение, что к жизни забыли добавить сюжет. День проходит за днём, год за годом, свистнуть не успел – всё, амба. И останется от меня тире между датами. Воображаю себе эпитафию на памятнике: жил тут такой-то, родился, полайкал немного смешные картиночки в интернете и умер. И больше добавить нечего. Проще написать огромными буквами «Offline». «Не в сети». Причина смерти – не смог оторваться от интернета, до последнего тянулся дрожащим курсором к отметке «Мне нравится». Девяностолетний старик – пытался, пока не окочурился, представили? О, вот и я не могу представить, что доживу хотя бы до тридцати. А-ха-ха! Думаете, у меня депрессия? Нет, ничего подобного, это я так развлекаюсь. Живу в одиночестве, разговариваю сам с собой, с крысой, ворчу на всё подряд. Одиночество? Я привык. К тому же одиночество – вещь неоднозначная. Иногда ты никому не нужен. А иногда никто не нужен тебе. Это мой случай. Зачем мне, например, друзья и девушки? Девушка, впрочем, у меня была, но это вам не важно, это я не скажу. Друзья? Нет, я вижусь с миром максимум пару раз в месяц, когда атакую соседний магазин. Зашёл, обвёл покупателей недовольным взглядом, боком пробежал по отделам, купил двадцать упаковок лапши быстрого приготовления, кофе «3 в 1», колбасу, колу, пиво, ещё какие-то вещи, расплатился картой – и только меня и видели. Я животное смирное, домашнее, выйду куда-нибудь – сразу подхвачу простуду с кучей осложнений. Страшный зяблик, и правый глаз дёргается. Боитесь? Мало боитесь. А в принципе, я над вами издеваюсь, дорогие, – те, кто сидит по ту сторону книги. Можно было бы уже догадаться и захлопнуть мою бредятину! Не умею самопиариться.

Как-то вздумалось мне вызвать дух. Позвал Джесса, раздобыли книгу (последний выпуск «Плейбоя»), ножницы, свечи, красную ленту (пришлось пожертвовать шарфом). Всё как полагается. В полночь сели за стол, зажгли свечи и утробными голосами завыли: «Дух приди!» Вызывали Эдгара По. Хрипели призыв потусторонним силам раз пятьдесят. На шум пришли только тараканы. Наверное, По не понравилась обнажёнка в «Плейбое», не иначе.

У меня есть ещё небольшая веранда с передней стороны дома. Она вся состоит из окон – до пола, застеклённых, не пластиковых, неизвестно кем побелённых облупившейся по углам извёсткой. Пол там деревянный, потемневший от времени и скрипящий от каждого вздоха. Среди окон трудно заметить дверь наружу, чаще всего закрытую на толстый железный замок. У задней стены, где расположен вход в дом, я поставил себе кресло, привезённое из прошлой жизни. Большое кресло-качалку, даже диван-качалку, тоже скрипящую. Обожаю сидеть там, кутаться в коричневый меховой плед и раскачиваться часами взад-вперёд. При этом я вхожу в транс и не слышу ни звука, ни скрипа. Просто качаюсь и смотрю в окна.

За ними – сад. Большой, огибающий весь дом по периметру. Плодовые культуры. Когда был дождь, эти самые культуры – высокие, стройные кусты (выше меня, почти деревья) красной рябины и оранжевой ужасно кислой облепихи – торчали голые, воздев к небу тонкие ветки, усыпанные ягодой, которую некому было собирать. А внизу краснела и чернела уже гниющая смородина, опавшая на землю от одного моего касания. Даже обидно было ходить, тяжело ступая грязными от дождя сапогами по перезревшей мягкой ягоде, превращавшейся в разноцветное месиво, вдавленное в мокрую чёрно-бурую землю. Ягоды я собирать не стал, взял только пару чашек облепихи, оставив остальное птицам. Кусты кое-как укрыл, набросав на них толь и листья.