Мария Стародубцева - Зимний сад

Ребёнок, выросший одиночкой, им и останется. И на самом весёлом корпоративе его легко будет узнать. Да, он со временем забросит слишком явный максимализм (при желании и возможности), вольётся в толпу приятелей и даже согласится смеяться в голос и орать непонятные для себя песни. Но глаза останутся теми же: чуть-чуть насторожёнными в разгар веселья, чуть-чуть затравленными, непроизвольно стекленеющими при виде незнакомого человека. Память не сотрёшь: запуганный взгляд всегда выдаёт детскую травму. Некоторые, зная это, превращаются в палачей, делают свои глаза ледяными, прячут их за щитом цинизма и мизантропии. Прямой удар для такого волка – вопрос в лицо: «Что было с тобой в детстве?» Он начнёт юлить, уходить от ответа, придумает байку, сорвётся, накричит, уйдёт в себя, сделает что угодно, чтобы не выдать боли. Но будет уже поздно. На одну секунду правда, давно ждущая в глубине души исхода, промелькнёт в его глазах, зачернеет страхом и давней обидой и недоверием. Всё, щит пробит. Так легко сломить человека, посмотрев ему в глаза! Многие этим пользуются – это почти шантаж. Доверившись и обманувшись, человек снова замкнётся, покрываясь льдом изнутри, обречённый всю жизнь играть свою роль, испытывать ту же травмирующую ситуацию, строить один и тот же сюжет. Актёр одной роли, писатель одной книги, художник одной картины…

Жизнь повторяется. В литературе есть два разных понятия – сюжет и сюжетная схема. Сюжет – это форма, схема – это содержание. Схема – волк-одиночка (раз уж я взялся за этот шаблон). Он может быть пекарем или миллионером, девушкой или парнем, жить в наше время или тысячу лет назад – это оболочка, фабула. Сюжетов в жизни и в книгах, копирующих её на бумажку, – великое множество. Сюжетных схем – девять или десять: Золушка и принц, одиночка, мститель, жертва, несчастные влюблённые, рыцарь печального образа, злая ведьма, двойной агент, работающий на добро и зло, марионетка, лишний человек, супергерой – вот самые затасканные художественные схемы. Каждый человек примеряет на себя одну из этих масок. Лучше одну, а то потом запутаешься, кем и когда быть. На схему нанизывается жизнь, собственно и являющаяся сюжетом конкретной книги конкретного человека – вас.

Читая это отступление, многие наверняка уже думают: сам настрадался в детстве и забивает теперь нам головы своими проблемами, выплёскивая их на бумагу. А другие шипят про себя: давай уже начинай там свою книгу, хватит воображать себя великим автором! А книга-то уже начата, дамы и господа, вот ведь какая штука! И знаете, я действительно отношусь к той схеме, о которой только что говорил. Я волк-одиночка – уже двадцать шестой год, испытавший в детстве тяжёлую психологическую травму (надо же, здорово звучит), и не собираюсь менять свои знамёна. Согласен подчинить жизнь любимой схеме – кстати, очень помогает. Может быть, мысли мои придут в некое подобие порядка, если выльются на белый лист?… Я не настаиваю, чтобы меня прочитали те, кто сейчас полулежит на диване или удобно устроился в креслах с чашкой чая и бутербродом. Этой опустившейся массе бесполезно что-то втолковывать – оставим их, пусть так. Моя история обращена к моим неизвестным товарищам по несчастью, таким же «волкам» в чужих стаях, вынужденным притворяться обыкновенными людьми, смеясь над непонятными анекдотами и поддерживая ненужные разговоры. Всё, что будет здесь написано, – реальность, реальность в рамках данной книги, условная, как и любая реальность. Тот, кто сейчас к вам обращается, не автор, а герой этой книги. Впрочем, как я уже говорил, жизнь = книга, а автор и есть сам герой…

Который день Виннипег заваливало снегом. Восьмой день. Колючим, холодным, мокрым – когда он ползёт по небритым щекам, а смахнуть некогда; сухим – когда падает на сугробы, становясь порошей. Привет от десятого февраля 2014 года! Снег сыпался беспрестанно, словно на небесах сильно протекал водопроводный кран, а небесный сантехник, как и земные, предпочитал отлёживаться на тяжёлых, нависших над городом серых тучах, прячась от начальства. Лохматые, обросшие сучьями и обрывками последней листвы, деревья вяло гнулись под тяжестью покрывавшего ветви и изредка обламывавшего их собственной тяжестью снега. Он валил на дороги, лениво сыпался за шиворот прохожим, спешащим поскорее проскользнуть открытое пространство между двумя рядами трёх- и пятиэтажных домов, называвшееся улицей. Пешеходы поднимали воротники, накидывали на голову капюшоны пуховиков и курток, спасаясь от холодных хлопьев. Машин вечером было мало; парочку припаркованных у подъездов завалило по самый верх, превратив в белых призраков. В домах почти ни у кого не горел свет. Электричество стоит недёшево, его не тратят впустую. Снег сыпался на магазины, растворяя их вывески. В тумане вязких тихих серых сумерек между пятью и шестью часами вечера над улицей возвышалась красная, светящаяся неоном «М» – логотип вездесущего «Макдоналдса». Самого здания видно не было, и казалось, что огненная буква торчит сама по себе посреди пелены снега, заслоняя вид на уличный поворот. Огненная и присыпанная снегом – сочетание несочетаемого, оксюморон.

Читать дальше