Сейчас он лежал в тиши – хоть и казённой, зато своей личной просторной комнаты с целой настоящей печкой, – на хоть и казарменной железной койке, зато рядом со своей любимой Сашенькой, – и завтра ему доверят секретную спецоперацию, и он выполнит её на «ура».
О чём ещё можно мечтать молодому лейтенанту, только-только начинающему свой боевой жизненный путь?
Строгий удовлетворённо вздохнул и погладил тёплую руку Сашеньки, покоящуюся у него на груди, ощутив при этом шелковистость её кожи с одновременным приливом нежности к жене.
«Спать! Не будет, видно, тревоги. Значит, с утра всё ясно станет. Не дрейфь, лейтенант Строгий!»
Он мгновенно погрузился в здоровый крепкий сон…
Юная Сашенька не слышала, как утром муж потихоньку собрался и ушёл на службу, прихватив тревожный чемодан, так любовно собранный ею накануне.
***
…Возле гарнизонного склада, куда вот-вот должны были подвезти продуктовые пайки, собралась и жужжала, как встревоженный улей – по-другому и не скажешь – разноголосая толпа жён комсостава.
Сашенька застенчиво встала в сторонке, прижимая к груди старенькую авоську.
– Александра, а твой-то лейтенант со своим взводом тоже в спецоперации участвует?
Это была соседка по этажу, – единственная, с кем Сашенька успела пока познакомиться по приезде в гарнизон, – жена прапорщика Маркизова – всегда весёлая краснощёкая казачка Тоня.
Жены комсостава у склада почему-то сначала замолчали, а потом разом заулыбались.
– Тоже участвует, – только и нашлась, что ответить Сашенька, и густо покраснела.
– Поня-я-тно. То-то я гляжу – с тревожным чемоданом с утра на службу шёл! А ножницы-то с собой прихватил?
Теперь от склада раздался смех.
Сашенька совсем растерялась и крепче прижала к себе авоську.
– У нас у всех мужья по молодости на эту удочку попадались, – тоже засмеялась Антонина и сквозь смех закончила:
– Операция эта секретная знаешь, как называется? «Одуванчик»! Ножницы в руки – и газоны стричь!
С какой стороны к этой истории подойти – даже и не знаю. Уж очень грустная она. Особенно для нашего российского менталитета.
Но рассказать её очень хочется. Потому что очень уж она поучительная для нас, русских, должна быть. Особенно сейчас, в наши совсем нелёгкие времена продолжения двадцать первого века.
Какие времена нелёгкие, спросите вы? Да уж такие – нелёгкие. Правда, не разруха у нас, не бедствия стихийные большие, хотя и таких в последние годы немало. Но главная особенность наших времён состоит в том, что невзлюбил нас напрочь западный мир во главе с их заокеанским наставником.
Да в принципе, нам и наплевать на это. Только у многих из нас раньше идея такая была – о братстве и дружбе между всеми народами. А теперь она на глазах у всех же нас трещит по швам, и мы, вроде как, удивляемся этому. Вроде как, не ожидали мы такой скаредности и примитивности мышления от западного мира и, к тому же – отсутствия гостеприимства. А кто-то из них, спрашивается, такое гостеприимство нам обещал? И ведь началось-то всё с чего? А с того, что создали мы себе в головах наших такую блажь, как будто они ждут не дождутся, когда мы в их дружную европейскую семью вольёмся, и она, эта семья, что-то вроде того, как бы обнимется с нами и за свой стол европейский, очень даже совсем и не большой, между прочим, усадит. Выпить нам нальют и ещё и закусить поставят. Ага! Раскатаем же, друзья, губу пошире! А ведь раскатали, чего уж теперь шифроваться.
Вот об этом и история моя, совсем грустная, но теперь, поскольку я был непосредственным участником той истории, в наши новые нелёгкие времена, для меня – совершенно понятная. И потому сейчас я живу абсолютно в спокойном состоянии ума и души, и меня ничуть не удивляет такое их западное-американское отношение.
Теперь ближе к теме, то есть – к самой истории.
Произошла эта история в конце восьмидесятых, совсем незадолго до вывода наших войск из всех западных и не западных границ мира. И случилась она в одном небольшом гарнизоне на юге Венгрии, то есть – по географическому местоположению – в южной группе наших войск.
Осень в тот год золотом по всей Венгрии исходилась! Золото и синева. Золото листьев и синева неба. Такого чистого и ясного неба я потом долго нигде не видел! Может, потому, что в Ленинград служить меня вернули. А здесь, не то что осенью – летом солнца у природы не выпросишь! Но зато – Родина. Родной край. Я же в Ленинграде и родился.
Читать дальше