Арина Ипатова - Обитель Разума

Полярник облокотился на стол, и некоторое время оба молчали. В комнате был полумрак. За окном горел фонарь, освещая ровную площадку между ледяными глыбами. Выхваченные из темноты, эти громадины казались диковинными храмами языческих богов. Сверху сыпались и сыпались бесконечные, хрупкие и твердые снежинки, похожие на мелкие звезды. Все они были разные, и все одинаковые.

– Я рад, что ты пришёл, – тихо сказал Даниель.

– Что? – Марат поднял голову.

– Говорю, я рад тебя видеть. – Он вздохнул. – Я измотался, Марат. Эта станция – единственное место, где я могу жить, только здесь жить тоже нельзя. Да и работа здесь сворачивается…

– Как сворачивается? – изумился Марат. – Совсем?

– Ну не совсем. Количество сотрудников сокращают по распоряжению Тредецима. Я-то останусь, конечно. Мне идти некуда.

Марат покачал головой. Таким подавленным он Даниеля никогда не видел.

– Брось ты это все. Возвращайся домой.

– Домой… – задумчиво повторил Даниель, глядя в пространство. – Да нет. Это болото, эта покорность, полная бездумность какая-то – нет, не тянет меня туда. Не могу. Место мне на Острове, не иначе…

– А мать? – спросил Марат.

– Мать мне жалко. Да не будет ей радости, если я вернусь.

– Я Ингу видел недавно, – небрежно заметил Марат.

– Ну и что? – равнодушно спросил Даниель.

– Она тебя еще ждет.

Марат произнес эти слова и только после этого сообразил, что, сам того не желая, выполнил-таки обещание, данное Герману. Экое диво…

– Это после всего что было? – хмыкнул Даниель. – Ну дура, что с неё взять…

– Зря ты так.

– Да я помню, ты всегда ей сочувствовал. Ну и утешал бы. – Он снова цинично усмехнулся. – Знаешь, а я рад, что ребенка не было. Сволочь я, да?

– Сволочь, – согласился Марат.

– Ну и вали отсюда, – резко бросил Даниель.

Марат поднялся. Пол качнулся под ногами. Молодой человек взял со спинки кресла куртку, надел ее, с трудом попадая в рукава, и шагнул к двери.

Раздался звон разбитого стекла, стакан все-таки упал на пол. Марат оглянулся. Даниель смотрел на него в упор.

– Куда ты?

– Ну так сам же сказал, вали…

– Подожди. – Полярник встал и подошел ближе, но отвел взгляд. – Прости меня, Марат. Останься.

Повинуясь внезапному порыву, Марат шагнул вперед и обнял его за плечи.

– Ты, Дань, сам на себя не похож…

– Вот только не надо меня жалеть. – Даниель отстранился. – Себя лучше пожалей. Давай-ка спать. Поздно.

Он вернулся к столу, взял с него коробок, чиркнул спичкой, и поджёг окурки в пепельнице. Крошечный костер не желал разгораться, словно в лесу в сырую погоду, импровизированные маленькие дрова тлели и тухли.

– Проклятье! – Даниель зажег вторую спичку.

– Прекрати, – устало сказал Марат, – пожар устроишь.

***

Без сна он лежал на узкой кровати и видел сквозь сомкнутые веки, как падают мириады снежинок. Мысли его занимала Обитель Разума. Он забыл о Даниеле и его бесконечных душевных терзаниях, забыл и о собственных бедах. Обитель властно вторглась в его разум и заворожила его. Она была тайной и разгадкой.

Сейчас предположение Даниеля, что старик Штоколов и является причиной гибели охотников за сокровищами Обители, не казалось ему таким уж неправдоподобным, но это не отпугивало его. Скорее наоборот, Марат ощутил прилив гордости от мысли, что, пусть волею случая, оказался столь удачлив там, где десятки людей до него потерпели крах. Он чувствовал себя избранным.

Сон все не шел к нему.

Его стало знобить, не то от холода, не то от нервного возбуждения. Марат поднялся взять второе одеяло, но до шкафа не дошел. Бешено закружилась голова, и его зашатало. Он почти упал назад и ухватился за спинку кровати, унимая головокружение. В неярком свете уличного фонаря было видно, как вещи в комнате встают на свои места медленно и нехотя, так и норовя снова заплясать, и каждый их скачок сопровождался дикой болью в висках.

“Не надо было столько пить”, – запоздало подумал он, стискивая голову ладонями.

На стене звякнули часы – два ночи. Марат медленно лег. Его трясло. Головокружение прошло, но боль только усилилась. Он стиснул зубы, сдерживая стон. Сердце колотилось в грудной клетке, точно птица о стекло, било по ребрам и под левую лопатку. Мутило, голова раскалывалась. Страшно хотелось пить.

– Даниель, – глухо позвал он.

Ответа не было.

– Дань, мне плохо…

Спящий не просыпался. Сил подняться не было, да и звать тоже. Часы пробили половину третьего, потом три. Лучше Марату не становилось. А снег все сыпался сверху, из темноты, он не видел его, но знал об этом, снег падал, засыпая тропинку к кабине телепорта и сам ангар, где стояла кабина, падал, отрезая станцию от внешнего мира. Это пугало Марата. Он пытался встать, но от малейшего движения боль становилась совершенно нестерпимой. Сперва эта беспомощность приводила его в отчаяние, потом стало все равно. Снег летал прямо в комнате.