Алексей Мефодиев - Девушка и писатель (сборник)

– А ты откуда про бритву знаешь?

– Она мне сама показывала. Сказала при этом что-то жалостливое про любовь свою ко мне. Ну и про детей, конечно. Что без матери, мол, трудно им придется.

Николай опять взял многозначительную паузу и погрузил свою чумазую физиономию в недра автомобильного капота.

– А ты что? – не выдержала паузы любопытная дамочка.

– Известное дело, я Зинаиду не брошу.

– Любишь ее?

– И это тоже, – достаточно безразлично ответил механик.

– А Аньку?

– Думаю, и ее тоже люблю. Потом дети все-таки, семья. Мучаются они вот только. Зинаида ведь тоже одолевает просто. Переезжай ко мне, твердит, а то с собой покончу.

– Зачем же ты женщин мучаешь? Определился бы, и дело с концом.

– Оно мне надо, определение это? А что до женских мучений, так пускай себе еще помучаются.

И подумав, весомо добавил:

– Жестокий я. Вот оно как.

Жизнь девятнадцатилетней девушки Яны вошла в полосу неудач. Последнее время ей хронически не везло. Вот и сейчас она никак не могла протиснуться для получения автографа у модного писателя Гаврилова. Ему было лет пятьдесят. Выглядел он, правда, намного моложе. Зал, в котором проходила презентация его новой книги, был битком набит народом. А Гаврилов был один, и на всех его явно не хватало. Яне было досадно сознавать, что она вот-вот войдет в число неполучивших автограф. Ей хотелось прикоснуться к искусству. Пусть даже это будет такой эрзац сопричастности с Творчеством, как автограф. С искусством у Яны сложились свои, особые отношения. Эти отношения восходили к ее семейным традициям. Для нее было абсолютно ясно, что весь мир делится на людей пошлых, никчемных и людей творческих. К последним, безусловно, принадлежали люди искусства. Это были люди, отмеченные божьей благодатью. Не чета другим. Они жили особой, возвышенной жизнью. Вероятно, они испытывали особенные чувства. А Яна перед людьми творчества испытывала благоговейный трепет. Гаврилов, будучи признанной величиной, безусловно относился к таковым. И вот сейчас, когда соприкосновение с высоким было так близко, ей опять не повезло.

«Так и есть», – подумала она, услышав мелодичный звонок, возвещавший о конце презентации.

Гаврилов встал и, элегантно отдав легкий поклон, поблагодарил собравшихся, после чего незамедлительно покинул аудиторию.

«Ужасно, просто ужасно», – подумала Яна и в отчаянии вышла на улицу.

«Идти и готовиться к этому проклятому зачету? Ну уж нет! Позвонить Наташе?» Наташа была ее близкой подругой. Яна достала мобильный телефон – тот жалобным писком известил, что батарея разряжена. В довершение всего черная кошка перебежала дорогу перед самым ее носом. От всей массы пережитого Яна всхлипнула. Во избежание встречи с черной кошкой она резко развернулась и чудесным образом оказалась в объятиях небезызвестного Гаврилова.

«Боже мой! Такой момент, а у меня наверняка потекла тушь!» – мелькнула мысль.

На счастье Яны импозантного мужчину Гаврилова не волновало такое мелкое недоразумение, как потекшая тушь. Еще меньше его беспокоили черные кошки. Гаврилов питал слабость к молоденьким хорошеньким девушкам, в число которых определенно входила Яна. И потому он не спешил отпускать нечаянно попавшую в его объятья студентку.

– Чем же расстроена юная красавица? – осведомился известный писатель.

– Все ужасно! Просто ужасно! – всхлипнула красавица, по инерции продолжая считать себя несчастной и не отдавая себе отчета, что уже оказалась в объятиях того, у кого минуту назад лишь мечтала взять автограф.

– Ну-ну. Я так, напротив, уверен, что у Вас все просто прекрасно. Или почти все, – сказал Гаврилов, по-отечески похлопывая девушку по плечу. – Если все еще хотите автограф, то составьте старику компанию: пообедаем вместе. Заодно расскажете, почему Вы так несчастны.

В глазах Яны он прочел, что стариком она его не считает.

– Вот и славно, – вслух подумал писатель.

Через каких-нибудь пятнадцать минут они уже сидели за столиком в модном японском ресторане.

– Так что же Вас так расстраивает, многоуважаемая Яна?

– Судите сами, Константин Николаевич…

– Для Вас я просто Константин, – тут писатель доверительно и уже не столь по-отечески положил свою руку на руку Яны.

– Так вот, Константин, – и тут, уже совсем освоившись, Яна пересказала как все несчастья, постигшие ее сегодня, так и не менее ужасные события дней предыдущих, схожие по своей сути с несчастьями сегодняшнего дня. Яна также посетовала на свой прагматичный выбор юридического института, который, как теперь уже стало совершенно очевидно, никоим образом не отвечал стремлениям ее возвышенной души. Впрочем, что это были за стремления, Яна не могла точно определить. Но твердо знала, что таковые имеются.