Люба Дорога - Мама, хватит!

– Нет.

– Хорошо. Я, правда, продавать ее не планирую. И сдавать вроде не хочу… не знаю, что с ней делать. Может, Никитку тут сторожем поселить? Да начнет поди компании водить, курить по всем углам, сожжет еще все на хрен… подумаю, в общем. Ты как, через полгода опять приедешь с остатками имущества разбираться или сразу отказ напишешь в мою пользу?

– Вот же б…! – выругалась мама. – Прости, Господи, нельзя так о своих детях говорить! Вот же пройда! А еще удивляется, что это мы с ней близки не были! Какое к черту близки, если тут одни бабки на уме! – горячилась она. – А ты, – переключилась она на меня, – так все ей и отдашь, гордая ты наша и самостоятельная?! Смотри, дощедришься, так и проживешь всю жизнь с голой жопой, ничего у тебя не будет! – В ее крике начали появляться слезы. – Почему ты о себе ни в какую не хочешь думать, а?! Как я тебя умудрилась такой вырастить?! Чье это добро, чей это дебильный характер, папаши твоего, пьяницы?! Родственников его трухлявых?!

Я не выдержала и вышла из кухни.

– Ты куда? – удивилась Таня.

– Плохо стало… – ответила я, закрывая за собой двери в спальню.

Вот и слезы, здрасьте, приехали. Меня затрясло от рыданий, сердце и горло стали как-то нехорошо сжиматься, голова отозвалась резкой болью. Я заскулила, повалилась на кровать, скрючилась, пытаясь исчезнуть, не быть. Я так глубоко упала в эту неожиданную и оттого спасительную истерику, что даже не сразу почувствовала, что меня кто-то гладит.

– Вась, ну Вась… Ну не реви… – услышала я Танин голос. – Ну прости, пожалуйста… Я не думала, что ты так на это отреагируешь… Да не надо мне ничего, никакого отказа… Хочешь, я на тебя его напишу? Тебе вон квартиру в Москве купить надо, на первый взнос как раз деньги нужны… Ну, не плачь, Вась…

Мама была тут же, стояла у окна, но ничего не говорила. «Да уж, семья, – подумала я, продолжая судорожно всхлипывать, – великая сила. Какое одобрение, какая взаимовыручка, какая поддержка? Хочется бросить все и сбежать на необитаемый остров. Только где он? И поможет ли этот побег? Сбежала же вроде в свою Москву – и что толку? Может, вернуться? Что там тетя Галя, мама говорили? Не справлюсь?»

Постепенно истерика сходила на нет, рыдания становились менее судорожными, слезы уже не лились водопадом, капали по одной. Таня встала, задернула плотные шторы.

– Поспи, – посоветовала она. – А я на работу съезжу. Вернусь, когда вернусь. Заодно пожрать чего-нибудь куплю.

***

Я проснулась второй раз за день, но теперь какой-то уставшей и даже постаревшей. Еле-еле разодрала опухшие веки, вспомнила бившую меня пару часов назад истерику и сжалась от стыда. Какой позор! А главное – вечно я так: креплюсь до последнего, терплю изо всех сил, потом лавина чувств в клочки разносит мое самообладание – причем непременно у кого-нибудь на глазах – и сразу после этого я начинаю гнобить себя за проявленную слабость. Хотя, спрашивается, какой в этом смысл? Разве оттого, что я назову себя последними словами, что-то изменится, исправится? Как бы не так. Только ненависть к себе станет в сто раз сильнее… И нет бы поддержать себя, успокоить, мысленно показать средний палец всем, кого могла оскорбить моя истерика… Фигушки. Все, что я могу – заесть мнимый позор сладким… Я тяжело вздохнула. Дрянной характер. Совершенно дрянной… Впрочем, дома, кажется, есть какие-то вкусняхи. «Надо проверить», – подумала я и поплелась на кухню за дозой.

Таня еще не возвращалась, а вот мама была тут как тут. И, что удивительно, сияла, словно новенький БМВ после автомойки.

– Я Кентервильское привидение! – радостно заявила она. «Ну хоть кто-то счастлив», – подумала я про себя. Потом вспомнила, что мама вообще-то умерла, и мне снова стало стыдно. Слава Богу, ей было не до моих терзаний. – Я ходила Галку пугать на даче, гремела там ведрами у нее в сарае! – мама откровенно веселилась. – Слышала бы ты, как она орала! Даже метелкой тыкала там по углам, нечистью меня обзывала! – потом она внезапно стала серьезной. – Ой, слушай, так я, получается, какие-то вещи трогать могу, перемещать, что ли, и меня другие могут услышать, не только ты?.. – она попыталась взять стакан, но не смогла, прозрачная рука прошла сквозь него. – А почему тогда сейчас не получается? Ой, Ричард, Линда! – мама увидела котов. Линда тоже смотрела прямо на нее. – Идите, идите скорее ко мне!

Линда посмотрела несколько секунд, потом муркнула и подошла. Я обратила внимание, что если со стаканом у мамы не вышло, то кошку она точно смогла потрогать. Линда мурчала и терлась о мамины руки, а мама гладила ее, что-то приговаривая.