Люба Дорога - Мама, хватит!

– Может, это как-то связано с силой чувства, которое испытываешь, или что-то в этом роде? – выразила я мысль вслух.

– Что связано? – не поняла мама. – Или ты не мне? Ах ты мой кукушонок, – снова обратилась она к Линде. – Мама по тебе скучает. А ты скучаешь по мамочке?

– Я имею в виду, что ты только тогда можешь передвигать предметы, трогать что-то или кого-то, как котов, например, когда испытываешь сильное чувство. К котам – любовь, к Галке – ненависть и злобу…

Мама подняла на меня взгляд.

– Смотрю, ты осуждаешь меня за ненависть к Галке? – уточнила она, продолжая гладить кошку.

– Скажем так, я не приветствую такое сильное проявление отрицательных чувств. Да, тетя Галя вызывает мало приятных эмоций, но зачем ее так ненавидеть?

– А может, у меня на то свои причины есть, о которых я не хотела бы говорить? – ядовито сказала мама. – И вообще, твоя эта убогая толерантность просто ужасна. Бесит! – вскрикнула она. – При жизни надо всех уважать и обо всех хорошо обзываться – тьфу, отзываться! Подохнешь – то же самое: будь добр выбирать выражения! А я вот не хочу выбирать! И никогда не хотела! Зато хочу, наконец, хотя бы сейчас, когда меня уже как бы и нет, называть вещи своими именами. Галку – стервой косорылой, тебя – чересчур, отвратительно осторожной! Я хочу сказать, что меня бесит, что ты не признаешь мое право говорить то, что хочется, и оскорбляет твое молчаливое осуждение! Ты и сама испытываешь подобные же чувства к некоторым людям! Получается, тебе можно, а другим нельзя?!

– Да, – подтвердила я, – испытываю. И ненавижу себя за это! – внезапно заорала я. – Я ненавижу себя за то, что из всех чувств, которые я оказываюсь способна испытывать с такой силой, я испытываю только ненависть! И каждый раз, когда меня душит гнев, когда мне хочется раздавать пинки, бить тех, кто слабее и вообще не виноват, потому что не понимает, что делает – каждый раз, когда я впадаю в эту ярость, я вижу твое перекошенное от злобы лицо! И мне становится страшно оттого, что можно так ненавидеть, оттого что я могу так ненавидеть, оттого что в этом плане я абсолютная твоя дочь, плоть от плоти, кровь от крови! Я не хочу такой быть! Это ужасно! – закончила я уже в слезах, закрыв глаза руками.

Мама ничего не отвечала, не издавала буквально ни звука. Но я чувствовала, что она здесь, что она не пропала, как тогда, на кладбище. Истерика моя в этот раз оказалась слабоватой, слезы быстро иссякли, и сидеть с руками у лица было как-то бессмысленно. Я убрала их и посмотрела на маму. Она не поднимала головы.

– Прости, пожалуйста, – прошептала я. – Я не хотела говорить… это все.

Мама невесело усмехнулась.

– Ты не хотела этого говорить, но сказала. Значит, все-таки хотела, – резюмировала она. – Да уж… Прекрасное время – смерть… Можно столько интересного о себе узнать… Например, что думает о тебе любимая дочь… Вон что, оказывается, думает. Не хочет быть похожей на меня… Хотя чему удивляться? История всегда повторяется, просто действующие лица другие… Я тоже когда-то своей маме такой скандал закатила… Мы просто ужасно поругались, впервые так сильно, наверное. Естественно, из-за сущей ерунды. Но не важно. В общем, я прямо как ты орала, что не хочу быть похожей на нее, что она деревенская бабка в свои пятьдесят два года, а я хочу в город, хочу быть молодой и красивой даже в шестьдесят. С парнями хочу встречаться, нравиться всем, на танцы ходить и в кино, а не огород без конца перекапывать и жуков колорадских с картошки собирать. Я правда так хотела. А детей, семью не особо хотела… – добавила она тише. – У меня почти все одноклассницы к тому времени – мне уже лет двадцать пять было – все замуж повышли или так, без мужей родили. А я не хотела… Ответственности не хотела или любить, как ты говоришь, не умела, – не знаю. Ну, и уехала после этой ссоры… Не писала ей месяца три, она мне тоже. Потом решила свеликодушничать, поехала – «давай, мол, помиримся, не чужие люди все-таки». Духи ее любимые купила, приехала. А мама два месяца как умерла, инсульт… Мне писали, но я тогда как раз с очередной квартиры съезжала, видимо, на старый адрес телеграмму приносили, но меня уже не застали, как-то так получилось… Ухмылка судьбы… Состояние мое было не передать… Сестры двоюродные – они там же, в деревне жили – думали, что меня рядом похоронить придется… Я с могилы маминой три дня не сходила, не ела, не пила, только ревела и орала «мамочка, прости меня»… А потом внезапно встала и ушла оттуда… Просто встала и ушла… Может, сон мне какой приснился…