Татьяна Дегтярева - Верные спутники моей жизни

При всей неоднозначности определений трудно, особенно людям, соприкоснувшимся с тем временем, с этим не согласиться и опровергнуть тот факт, что был, был (!) в нашей российской истории уникальный советский человек, точнее, удивительное поколение советских людей, взращенных уникальными (!) советскими учителями. Воспитанное в духе лучших традиций своего народа, пропитанное романтикой героического и трудового энтузиазма и непререкаемой верой в то, что в их стране совершается строительство самой справедливой жизни на земле, это было поколение замечательных бессребреников. Не щадя себя, такие люди совершали всё возможное и в мирной жизни, и на войне.

Астафьев, как редко кто, смог убедительно показать эту уникальность времени и человека и эти утерянные сегодня открытость, простодушие, ясность веры и не колеблющуюся совесть. Талант объяснить невозможно, как не объяснить, из каких «кирпичиков» вдруг складывается у писателя та или иная картина, завораживающая своей убедительной неповторимостью. И снова дивишься чуду того, как личность писателя и его творческий дар переплавлены в талантливом творении. И чем выше художественное мастерство, тем сложнее о нём сказать. Самобытность, естественность, непафосность слова, сердечная теплота чувства, мысли, образа, который не надуман, а прямо взят из самой гущи народной – вот что прежде всего так подкупает в творчестве писателя.

Как живые, встают перед глазами читателя герои повести. Замкомвзвода старшина Мохнаков – человек сложный, противоречивый, в нём ни тени суетности или показной бравады. Он будто и не воюет, а каждый раз спокойно, почти хладнокровно выполняет встающую перед ним новую задачу. И его жесткий и верный расчет не раз спасает положение в самых рискованных ситуациях. Грубоватый, прямолинейный, он, тем не менее, вызывает невольное уважение своей внутренней силой и проницательностью. С одной стороны, Мохнаков – воплощение той дельной практической смекалки, без присутствия которой невозможна была бы никакая победа. С другой, при несомненных достоинствах, он нравственно уступает своему молодому командиру. Война ожесточила, сделала цинично презрительным одного и высветила высоту нравственной планки другого. Мохнаков как-то уверился, что война всё спишет, что всё можно: можно бесстрастно драть золотые зубы у убитых, можно взять женщину по праву силы.

Его командир Борис Костяев не сомневается: человек должен оставаться человеком в любых обстоятельствах, и отстаивает такое свое понимание в самых непростых для себя обстоятельствах.

С большой авторской симпатией представлены в повести веселые и неразлучные алтайские друзья Карышев и Малышев. Основательные, надежные и в то же время озорные, они были не заменимы ни в одном деле, которое выпадало совершить их подразделению.

Взводный философ Корней Аркадьевич Ланцов. В рассуждениях этого умного и добротно образованного человека неизменная глубокая оценка всего происходящего. Всё его внутреннее существо сопротивляется происходящему.

«Варварство! Идиотство! Дичь!… Глухой Бетховен для светлых душ творил, фюрер под его музыку заставил маршировать своих пустоголовых убийц. Нищий Рембрандт кровью своей писал бессмертные картины! Геринг их уворовал. Когда припрет – он их в печку… И откуда это? Чем гениальнее произведение искусства, тем сильнее тянутся к нему головорезы!».

Каждый раз удивляет неожиданное и всегда такое точное слово или определение Астафьева, например, «Шкалик». Словно и не было имени у этого совсем ещё мальчика – просто Шкалик, и всё понятно. Случайно заброшенный в военное пекло, трогательный и забавный в своём желании быть, как взрослые, он так или иначе и в тяжелейших обстоятельствах старается держать марку полноценного бойца.

Теплыми красками подан в повести и командир роты Филькин, смелый, честный и бескомпромиссный боевой офицер, приказы которого не обсуждались: «У меня чтоб через час всё на исходных были! И никаких соплей! Бить фрица, чтоб у него зубы крошились! Чтобы охота воевать отпала…».

[Был во взводе и некий кум-пожарник «прицепистый, недовольный оттого, что с хорошей службы слетел». Его не любили. И, как оказалось, неслучайно. Он почти и не скрывает, что в довоенном прошлом был образцом «сознательности», попросту доносчиком. Через Пафнутьева автором выведен образ тех блюстителей «порядка», которые и на войне находили применение своим нечистоплотным способностям.